— Моя душа…
— И тебе добрый день. Зайди сначала.
Не успел Стив подняться, как мужик ухватил его за плечо и втянул в дом.
— Моя душа принадлежит императору, моя жизнь в руках императора, моя цель служить императору, я в вашем временном распоряжении по приказу императора, — оттараторил Стив, затормозив в тесной прихожей.
— Вот и чудесно! Зови меня Бни. Я буду звать тебя Кишер, хорошо?
— Слушаюсь… — выдавил из себя экзекутор, прижимаясь к стенке и задевая что-то плечом. Еле успел поймать слетевший с гвоздика детский рисунок в рамочке деревяшек с корой, покрытой бляшками лишайника. — Простите…
— Ничего страшного, это моя племяшка рисовала. Снимай обувь и проходи. У тебя другая одежда есть?
— Есть, — изумился экзекутор, ступая по ручного плетения узловатым половичкам. Остановился у открытого проема в зал и сбросил с плеча сумку.
— Точно такая же? Сразу видно, что ты ажлисс. Но ничего, я найду тебе что попроще. Мы никого пугать не будем. Иди за лестницу — там ванная, одежду я тебе соберу, — Бни подтолкнул Стива и крикнул вглубь дома. — Карти! Остриги мальчика покороче, будь добра!
Дом изнутри казался бесконечным: комнаты, комнаты со всех сторон и широкая деревянная лестница на второй этаж.
Из-за резных перил улыбалась дородная деваха в клетчатой байковой рубахе, полотняной юбке и тоже в вязанных носках. Карти.
— Привет! — пропустила его в светлую, обложенную расписным кафелем ванную. Всю противоположную стену занимало огромное, с пола до потолка, матовое, словно затянутое изморозью, окно.
— Не надо меня стричь, я могу сбросить волосы, — забормотал Стив.
— Дядюшка сказал, мы слушаемся, — Карти шаркнула табуреткой, подвигая ее ногой на центр пола. — Снимай рубашку и садись, я полотенцем тебя прикрою. Ух, какой ты гладенький! А Бни мохнатый, как медведище лесное!
Стив выдернул необъятную тряпку из рук девахи и сел. Полотенце укрыло его аж до пола.
— Ох, какой ты строгий! — хихикнула Карти и щелкнула ножницами. — Косичку сохранишь?
— Выброси… Бни и правда твой дядя? — насторожился экзекутор.
— Не родной, конечно. Но у нас тут во всем дозене семейные отношения. Дядя Бни каждые пять — десять лет берет на воспитание ребенка. Андроида у нас нет. — Карти так и лучилась искренностью и желанием сделать что-нибудь хорошее. В ее мыслях появилась целая толпа «родственников»: шкодливый мальчишка десяти лет; молодая женщина с темными, распущенными по плечам волосами; улыбчивый толстяк, окруженный маленькими детьми… Стив отключился, а Карти щебетала: — Марки сейчас в школе, Йошелия уехала в свадебное путешествие, да вот застряла на Ломибе. Пакстель и старшие уже давно живут отдельно, а баби Шила спит еще…
* * *
Шерстяные носки, синие штаны из парусины, нательная рубашка с начесом, верхняя полосатая рубашка со здоровенными то ли костяными, то ли деревянными пуговицами — точно сынок лесоруба! Остриженный и переодевшийся Стив робко заглянул в зал. Сумка исчезла.
— Ажлисс доз..
— Бни! — дознаватель поставил перед Стивом пару высоких ботинок из охристой кожи.
— Бни… — Стив сглотнул и сунул ногу в грубую обувку. — Мне они велики.
— Карти! — заголосил Бни. — Принеси еще парочку толстых носков! А теперь?
— Теперь хорошо…
— Я посмотрел, у тебя наличных денег с собой нет. Это не годится. Остановимся у терминала и обналичишь семьдесят империалов, чтобы тебе хватило на еду, ночевки и остальные мелочи — в лесу терминалов нет.
Загудел автомобильный сигнал.
— Выходим! — Бни сунул экзекутору мешок с двумя лямками. — Вот тебе нормальная одежда и захвати на вешалке зеленую куртку — висит новая с краю. Да, твою гигиену я переложил тоже, не волнуйся. А кольцо лучше сними, тут никто так не носит — не надо дразнить еретиков.
Стив про себя скривился: мало того, что заставили одеться в чьи-то обноски, так еще в личных вещах копались. Но, с другой стороны, если вспомнить о других крошках, то какое-такое у него есть личное? И молча потопал на выход, чувствуя себя в кондовой обувке, как в кандалах.
Перед домом, перекрывая улицу на всю ширину, стояла высоченная, синяя в шашечку почтовая арсава на громадных колесах. Второй желто-полосатый вездеход спасательной службы запихнулся прицепом на стоянку, а десяток спасателей переносили в него консервационные капсулы из своего грузового флаера. На случай обнаружения тяжелой эпидемии?
Дознаватель кивнул на кабину почтовой арсавы и забрался следом, закидывая рюкзаки на задние сиденья.
— Да не жмись ты, словно жениться едешь! Сядь свободнее! Весь автобус наш — спасатели едут своим транспортом. Иршель, стартуй! Это Кишер, мой племянник. Иршель, наш почтальон и доверенный. Ездит как раз в районе Могилы Райны. Свободные, как ты знаешь, отказываются регистрироваться, поэтому получают заработанное и расплачиваются наличными, не допуская прикосновений дознавателя. Для них это попирание основ, заложенных Святой Райной, нарушение догматов. Ты мне нужен, чтобы они по собственному желанию прошли обследование и откровенно рассказали все, что у них накопилось на совести. Они, возможно, будут потом орать о ментальном насилии, но мы постараемся аккуратненько. А, Кишер? — Бни пихнул локтем. — Ты умеешь аккуратно?
— Я постараюсь… — Стив поёрзал. Машина выехала из поселка и пёрла по просеке, подскакивая и мотаясь из стороны в сторону. Седоков, несмотря на удобные кресла, чувствительно трясло, а еще этот Бни руками без остановки машет!
— Джи помог заглушить беспорядки в первые дни, когда устанавливали границу. Хотя лесные поселки и заимки остались в стороне от переноса и напрямую не пострадали. Дровосеки не очень разговорчивы, а неприкасаемые к исповеди не ходят, но у меня есть информаторы. — Бни протянул руку и хлопнул водителя по плечу. — Потом же буча если и случится, то мы переживем. Бежать нашим подопечным некуда — неприкасаемым и ранее порталы были недоступны, да и без работы никто не выживет. А кто их еще за наличку возьмет? Они только и умеют, что грибы-ягоды собирать. Зато у нас много возможностей для счастливой жизни асоциалов — заимки нуждаются в жильцах.
— Здесь линия переноса прошла по Могиле Райны. Карты смотрел? — дознаватель полез за коммом, но Стив старательно закивал, и Бни продолжил: — На нашей стороне мы нашли останки шестидесяти двух человек — разрезало границей переноса или засыпало разрушенными зданиями. Пять тысяч исчезло вместе с замещенной землей. С сорок третьей делянки, которая граничит с Могилой, гуртом убежало несколько семей. Причина понятна и без исповеди — каждый забоится закрытых территорий. Но пропал один дельник — Кох Нирайя. Пока объедем одиночек, а к обеду доберемся в Крайон, где поселились семьи Закарии Перка и Агни Эрлоба — они работали вместе с Кохом. Доктора подберем на первой остановке.
