- Не жрамши... сутки... нет, неделю! - шептал Леха едва слышно. - Же не манж па сис жур... - хихикнул он, вспоминая "Двенадцать стульев". - А что? Если там прошло, то почему у меня не получится? Точно. Не ел. Шесть дней. Подайте бывшему члену Государственной Думы... Да посмотрите ж, ребята, меня ж за шваброй спрятать можно, так исхудал без харчей. Что мне делать было? За жрачкой лез, а секреты ваши мне по барабану...
Боковая стена разломилась почти что бесшумно, мягко, с масляным, вязким шорохом. Ржавого скрипа и в помине не было, за этой стеной трепетно ухаживали. Из открывшегося проема выступили два здоровяка - явно охранники, на Лехин взгляд. Надоевшие уже галифе пузырились у них на коленях, гимнастерки были выглажены до хруста, воротнички оставляли красные, вдавленные глубоко полосы на могучих шеях, а на поясах висели знакомые палки с тревожными, алыми огоньками.
- Ну? Чего надо? - спросил Леха, наглея. Он посчитал, что чем независимее будет вести себя, тем меньше шансов, что в самом деле упрут в далекую Сибирь на лесоповал. Шпионы ведь не нахальны, напротив, вкрадчивы и сладки в обращении до аллергии. "Главное - не показать, что я их боюсь, - думал Леха. - Нет, ну боюсь на самом деле, но все равно, им об этом знать не обязательно...".
Один из здоровяков протянул лопатообразную руку - Леха успел заметить густую, рыжую шерсть, росшую даже на пальцах, - ухватил Леху за плечо, дернул в стенной разлом, не отвечая.
- Эй! - воскликнул Леха, потирая заболевшее плечо. - А сказать нельзя было, что ли? Я бы и сам пошел. Что я, неграмотный? Слов не понимаю?
Здоровяки, все так же молча, без единого слова, втолкнули Леху за серую, металлическую дверь.
- Хамы! - сказал Леха захлопнувшейся двери. - Чему их в школе учат только? Тяжело рот раскрыть! Получается, кто сильнее - тот и прав. Нечестно как-то...
- И не говорите... - мягко вздохнул кто-то за Лехиной спиной, и он обернулся чуть не кошачьим прыжком. За массивным, полированным до мягкого, густого блеска столом, сидел тощеватый мужичок, стряхивающий мелкими движениями пальцев пылинку с рукава френча. - Но их понять можно. У них, понимаете ли, приказ. А приказам они вот с той самой школы подчиняться приучены безоговорочно... - продолжал так же мягко говорить мужичок, и стекла очков его блеснули. - А вы не стойте, присаживайтесь, - он кивнул на жесткий, прямой стул. - В ногах, как знаете, правды нет. Вот только в чем она есть?
Леха плюхнулся на стул, озираясь. Сводчатый потолок кабинета показался ему слишком низким, так и хотелось пригнуться. В углу стоял небольшой диванчик, обтянутый тускло поблескивающей кожей, деревянные подлокотники его были потерты, только кое-где виднелись следы лака. Рядом - книжные полки, тянущиеся вдоль стены. Леха дернул уголком рта, увидав золотое тиснение на томах Маркса, Энгельса, Ленина. Но больше всего поразили его книги Сталина - великое множество их теснилось на полках, куда как больше, чем всех остальных классиков марксизма, вместе взятых. "Блин, откуда? Не писал он столько! Ни в одной библиотеке такого нет!" - подумал Леха, засовывая руки в карманы курточки. Внезапно ему стало холодно, показалось, что даже позвоночник превратился в льдистый столб. Что-то было неправильно, и в висках у Лехи застучало от страха.
Переведя взгляд на хозяина кабинета, Леха вовсе открыл рот. Над полированным столом, прямо под сводами потолка, висел удивительный портрет. При всех регалиях генералиссимуса, в сером, наглухо застегнутом френче, смотрела с портрета невозможно рязанская физиономия, с курносым носом, обсыпанным веснушками, с белесыми ресницами, как у давешнего паренька в обезьяннике, вот только взгляд прозрачных, водянистых глаз был таким же, как на портретах Сталина - безусловно уверенно упертым вдаль, будто видел там что-то, недоступное обычному человеку. Леха охнул.
- Давайте знакомиться, - предложил хозяин кабинета, поблескивая очечками. Он внимательно наблюдал за Лехой, и улыбочка тонкая, искривленная, бродила по его бледному лицу. - Дзержинский, - он протянул через стол узкую, влажноватую ладонь.
- Феликс Эдмундович? - съязвил Леха, отвечая на рукопожатие, и тут же засунул руку обратно в карман, вытирая ее о подкладку курточки.
- Совершенно верно, - кивнул Дзержинский. - Председатель Чрезвычайной Комиссии. Специалист, понимаете ли, по чрезвычайным ситуациям, генеральным планом не предусмотренным. А, простите, вы?
- Светлов Алексей Валерьевич, - представился Леха, лихорадочно прокручивая в мозгах идею о ЧК. Ситуация казалась все более мрачной. "Вояки тут, в подземельях, совсем спятили!" - подумал было Леха, но тут же в голову его пришла другая идея: - "Издеваются! Просто издеваются! Хотят посмотреть, как я на все это отреагирую. Может, это тесты такие новые в Кащенко. Так вот хренушки вам! Выкуся!". И он скрутил в кармане дулю, продолжая смотреть на Дзержинского ясным взглядом.
- Светлов... - задумчиво протянул Феликс Эдмундович. Покрутил в руках карандаш, черкнул что-то в блокноте и неожиданно сказал: - Хорошая фамилия, правильная, коммунистическая. Вот так и мы должны - к светлому будущему, без остановок!
В глазах его зажегся фанатичный огонек, и карандаш хрустнул, ломаясь в пальцах. На блокнотном листе осталась жирная, черная полоса. Леха икнул, и челюсть его отвалилась.
- Да вы чайку не желаете ли? - неожиданно суетливо предложил Дзержинский. - У меня есть хороший. Очень даже хороший!
- Конечно, - тупо кивнул Леха. - Хороший чаек - это дело хорошее. Желаю, конечно же, - желудок его заурчал недовольно и громко. - И, коли можно, булочек каких. Или пряников. Можно даже сушек. Их, если в чай предварительно макать, можно даже без зубов съесть, - в животе буркнуло еще раз, с подвизгом и скручиванием кишок. Леха смущенно отвел глаза в сторону.
- Вы не беспокойтесь, - засмеялся Дзержинский. - Чайку будет вполне достаточно. Сладкий! Да сейчас и распробуете.
Он пощелкал кнопками на столе, пошептал что-то в допотопного вида микрофон, выдвинувшийся из полированной столешницы, часть книжных полок повернулась, выпуская металлический столик на колесиках. Серебристые, чеканные подстаканники позвякивали, стеклянные стаканы, полные густо-коричневой, больше похожей на кофе, жидкостью, разбрасывали в стороны отраженные лучики света. Из-под столика выдвинулся клешнеобразный манипулятор, неприятно напомнивший Лехе о крематории, водрузил рядом со стаканами вычурную вазочку с прозрачными, льдистыми кристаллами. Столик бодро подъехал к Лехе, остановился перед ним. Манипулятор извлек салфетку, протянул настойчиво.
- Ну, это уж лишнее. Я ж не дитя малое, чтоб салфетку за воротник заправлять, - заметил Леха, но салфетку взял, расстелил на коленях. Он все больше переставал понимать происходящее. Все возможные версии захлебнулись, осталось лишь изумление и темный, подсознательный страх, заставляющий вздрагивать.
