Рядом со столом расположились двое — один в хаки, другой в защитном пятнистом комбинезоне. Рукава комбинезона были закатаны, а в большой волосатой лапе зажата пила. Тот, что в хаки, потянулся за чем-то невидимым, и я обнаружил, что у него нет уха. На месте уха багровел уродливый рубец. Второй, с пилой, принял у товарища то, за чем он тянулся. Это оказалась бутылка с мутноватым пойлом. Пятнистый глотнул, задрав голову и двигая щетинистым кадыком. У человека с пилой не хватало глаза; глазницу закрывала черная повязка.
— Ах Кассандра, Кассандра, — пропел Одноглазый, занюхивая самогонку рукавом. — Кассандра с буквы «к». Ну и сильно ли помогли тебе твои пророчества?
— Я прямо не знаю, — подхватил Одноухий, — что за придурь на хозяина нашла. Ну зачем ты ему сдалась? Уродина-уродиной, да еще и дура. Прошмандовкочка ты бесполезная.
Одноглазый хмыкнул, весело взмахнув пилой:
— Не, почему же бесполезная. Она ж эта… пророчица. Так, Касси? Ну-ка скажи, какую руку я тебе сейчас пилить буду?
Он игриво занес пилу. Девушка не издала ни звука.
— Скучно. Совсем с тобой скучно, Кассандра. Ничего ты толком не умеешь. Даже отсосать как следует не можешь, где уж тебе пророчествовать.
— Понимаешь, — вмешался Одноухий. Он тоже уже приложился к бутылке, и шрам налился краской пуще прежнего. — Понимаешь, всякое пророчество бесполезно, это доказал еще этот геометр, ну как его…
Он защелкал пальцами.
— Эвклид? — охотно подсказал второй.
— Нет, ну какой Эвклид. А, вспомнил! Архимед. Великий был человек. Так вот, Касси, он говорил, да, лично мне говорил при нашей последней беседе в Сиракузах… Ты была в Сиракузах, Касси?
Девушка молчала.
— Ладно, неважно. А говорил он, что всякое пророчество бессмысленно, поскольку либо неверно, либо бесполезно. Поясняю…
Он взял у товарища пилу и приложил лезвие к левому плечу девушки. Кассандра напряглась.
— К примеру, ты говоришь, что я отрежу тебе левую руку. А я бац…
Тут он ловко перекинул пилу к другому плечу.
— Бац — и отрежу правую. Это какое пророчество? Это пророчество неверное. А вот если я действительно отрежу левую, — тут он вернул пилу на прежнее место. — Если левую отрежу, то это пророчество бесполезное — что толку в том, что ты все верно предсказала, если рука все равно тю-тю?
Одноухий тоненько захихикал, и спустя секунду его товарищ присоединился к нему басом.
— Пойдем, — я дернул Филина за руку. — Пойдем, пока нас не засекли.
Но он и не двинулся.
Я откатился от щели и уставился на Филина. Его лицо, и без того бледное, стало совсем белым, и резко проступила едва пробивающаяся на подбородке щетина. Филин был младше меня на два года.
— Я никуда не пойду. Мы должны спасти ее, неужели ты не понимаешь?
Я сделал ему знак говорить тише, и он зашипел:
— Это же Кассандра, та самая Кассандра! Это о ней говорил Гомер. Я всегда мечтал ее встретить, я столько хотел узнать…
Я покрутил у виска пальцем.
— Кассандра умерла пятьдесят лет назад. И она была старше. А это я не знаю кто, но нам до нее нет дела.
Филин замотал головой. Я вздохнул и прошептал как можно более убедительно:
— Надо выбраться отсюда. Даже если это та самая — а я в это не верю — она уже все напророчила. Она нам больше не нужна, понимаешь?
Филин явно не понимал. Я начал злиться.
— Ты что, совсем спятил? Мы приплыли в Колхиду не для того, чтобы спасать прекрасных дам. И Царь нас не для того на себе тащил. Мы пришли за руном…
— Ну и иди, — зашипел Филин, — иди за своим драгоценным руном, проваливай. А я остаюсь.
Я треснул кулаком по холодному полу и закричал шепотом:
— Ты обещал! Помнишь, ты обещал, что не бросишь меня?! Где твое слово?
Филин неожиданно улыбнулся. Спокойно так, как будто мы в нашей нычке под верандой распивали стыренное из дедушкиного буфета эфесское.
— А я тебя и не бросаю. Это ты бросаешь меня. И ее.
Я аж плюнул с досады.
Плана у нас никакого не было. Конечно, Филину лишь бы проявить благородство — а разбираться с подонками он предоставил мне. Мы долго блуждали в поисках хода вниз, Филин трясся и проедал мне плешь:
— А что, если ей уже отрезали руку? Если она умрет?
— Да не ссысь, — убеждал я как можно уверенней, — они тут все ждут этого Тали-амаса. Без него они и не пукнут.
Сам я в этом сильно сомневался, но Филин немного успокоился. Наконец мы спустились по узким железным скобам и пошли обратно. Филин снова впал в панику — ему казалось, что мы потеряемся в одинаковых узких, тускло освещенных коридорах, и не найдем квадратной комнаты. Но у меня с чувством направления все было в порядке, и вскоре мы услышали голоса. Среди них был и высокий девичий. Судя по тому, что девушка не визжала и не стонала, ей пока ничего не отрезали. Я прислушался. Сейчас говорил Одноглазый:
— Нет, ну это невыносимо. Предреки хоть что-нибудь. Ну например: когда я умру?
— Очень скоро, — спокойно ответила девушка, — смерть уже приблизилась и дышит тебе в затылок.
Я не смог сдержать ухмылки. Может, и вправду стоило спросить ее про руно?
Мы подкрались к двери в комнату. Она была приоткрыта. Я сделал Филину знак держаться позади и заглянул внутрь. Двое стояли вплотную к столу, что было плохо. Но их автоматы — УЗИ и укороченный М-16 — лежали в противоположном углу, и это было хорошо. Одноглазый, разозленный предсказанием Кассандры, как раз заносил руку для удара, когда я толкнул дверь и вальяжно вступил в комнату.
— Где здесь общественный туалет?
Одноглазый так и замер с поднятой рукой. Одноухий, стоявший ближе к двери, моргнул и уставился на меня.
— У меня заело ширинку, — я принялся теребить молнию на брюках, — не поможете расстегнуть?
Одноухий инстинктивно опустил глаза. Этой заминки мне хватило, чтобы пересечь разделявшее нас расстояние и хорошенько врезать ему под дых. Одноухий согнулся и обмяк. Второй рванулся было к оружию, но я крикнул:
— Лови! — и швырнул в него его товарища.
Одноглазый рухнул на пол, грязно ругаясь. Я перепрыгнул через стол, подхватил М-16 и врезал прикладом по высунувшейся из-под тела Одноухого голове. Еще и еще раз, пока эта дергающаяся голова не затихла. Единственный глаз экзекутора залила кровь. Я не стал проверять, оправдалось ли предсказание Кассандры, и, перешагнув через безжизненные тела, устремился к столу. Однако там уже стоял Филин. Стоял, неумело возился с веревками и заворожено пялился на девицу. Она ему улыбалась.
* * *
Кассандра не ошиблась. Одноглазый был мертв. Его приятеля мы связали и запихнули в рот кляп. Я было собирался и его прикончить, но Кассандра не дала. Закатила глаза и похоронным голосом изрекла:
