Глубокая тишина повисла над храмовым садом. Обдумывая сказанное, все вернулись к созерцанию облитых лунным светом цветов жасмина. Обстановка располагала к мыслям о главном.
Баоши-цзы вновь обернулся к присутствующим, благостно улыбнулся и изрек:
— Мирская пыль на цветах,
Но не замутнишь сознанье!
Войди в врата не-двойственности —
И будем вместе мы! —
И двинулся с мостика вниз, навстречу собравшимся.
— А вот мне тоже пришло на ум, — выступая вперед с поклоном, неожиданно заявил нихонец в сером кимоно, — позволите ли?
— О да, порадуйте нас скорее, младший князь Тамура, — отвечал Баоши-цзы, — ибо грех таить строки, родившиеся в глубинах вашей души в такой прекрасный вечер.
— Мои стихи не столь глубокомысленны, как ваши, великий наставник, — отвечал князь Тамура, — и я позволяю себе произнести их единственно вследствие переполняющих меня чувств. Да простят меня драгоценные присутствующие! — Он приосанился, раскрыл веер – простой, с каллиграфически, на нихонский манер выполненным на нем иероглифом «чжун» – «верность сюзерену», легко взмахнул им и продекламировал:
— В тени агав, под кроной кипариса,
Где ощущается жасмина аромат,
Сидел я с вами на платке ордусском…
Вы что-то о любви твердили мне.
С последним словом веер, мелодично прошуршав, закрылся и исчез в рукаве.
Среди присутствующих пронесся легкий ропот; жены преждерожденного Джимбы коротко, но многозначительно переглянулись; Баг отметил, что младший князь Тамура не лишен некоторой утонченности манер.
— Рассказывают, что в древности, — просветленно улыбнулся Баоши-цзы, — в царстве Чу жил мудрец по имени Пи Гу. Он славился острым умом и очень невеликим ростом. И когда недруги, желая ему гибели, захотели унизить его и прорезали в воротах княжеского дворца специальную дверцу – для Пи Гу и для собак, мудрец только весело рассмеялся. Так и вы, князь, будьте выше сиюминутных чувств бренного мира. И тем обретете покой и внутреннее озарение! — Сказав это, великий наставник сложил руки на могучем животе и в сопровождении Да-бяня неспешно направился во внутренние покои.
— Великий наставник, — догнал его Баг и преклонил колено. — Мой долг снова заставил меня прервать человеческую жизнь. Боюсь, и впредь…
— Встань, сыне! — Баоши-цзы простер к Багу руку. — Ведом мне твой нелегкий путь служения покою и справедливости. То, о чем говоришь ты, ужасно слуху. Но, мыслю я, груз этот тебе по плечу.
Наставник обернулся к Да-бяню:
— Ступай, отрок, и проверь, все ли готово для вечерней медитации! — Проследил, как Да-бянь скрылся и сделал Багу знак приблизиться вплотную.
— Вот что я скажу тебе, Багатур по прозвищу Тайфэн. Ведомо мне о делах твоих прошлых. И скажу: такова твоя карма. Нет большего греха, нежели лишить драгоценной жизни живое. Но не всегда это так…
— Амитофо!.. — вырвалось у пораженного Бага.
— Амитофо, — согласился великий наставник, перебирая четки. — Ибо хотя и есть душа у всех живых существ в подлунном мире, — продолжил он, — но некоторые из оных подобны немыслящим нечистотам в сточном водоеме. А свершившийся прошлой ночью грех хищения креста – грех поистине страшный, ни с чем не сравнимый, и так скажу тебе: не люди содеяли это, но бездушные камни. И хотя заморские жители Америки почитают даже камни за предметы, коим надобно оказывать уважение и внимание, подобное тому, каковое мы оказываем человеческим существам, — они даже измыслили, дабы не оскорблять камни, обращение «минерал компэньонс[21]», — но мы-то знаем, что камни от этого не перестанут быть камнями! И вот я говорю тебе, Багатур: камни и есть камни! Когда камни падают с горы и грозят убить, осквернить и искалечить малых сих, долг твой прямой, коль уж дана тебе сила – отбросить эти камни прочь. Используй силу!
По произнесении этих примечательных слов Баоши-цзы вознамерился было продолжить путь, но Баг остановил его:
— Правильно ли я понял вас, о великий наставник?
— Ты мудр, хотя и не стар, — Баоши-цзы извлек из-за пазухи желтый металлический кругляш с рельефным иероглифом «Фо» («Будда») и протянул Багу.
— Бери и ступай!..
Баг благоговейно побаюкал кругляш на ладони. Бронза. Впервые в жизни он получил от великого наставника такую пайцзу – свидетельство освобождения от любых грехов, которые придется ему взять на себя в то время, покуда пайцза у него. С сего часа все буддийские общины улуса будут поминать его грехи в молитвах и тем самым исправлять его карму. Ни разу Баг не слышал о том, чтобы подобный акт совершался в отношении простого офицера-следователя. Видимо, преступление и впрямь чрезвычайное. И соответственно чрезвычайной будет поимка преступников. Ого-го… Это сколько же нечистой печени корыстолюбцев мне придется показать солнечным лучам, с несвойственной ему образностью подумал Баг.
Ризница Александрийской Патриархии,
24 день шестого месяца, шестерица,
ночь
Ризница Александрийской Патриархии была ярко освещена мощными фарами служебных цзипучэ[22] с мигалками на крышах, окруживших древнее здание со всех сторон. Над ризницей сдержанно рокотал геликоптёр, выписывал кольца, высвечивая прожектором что-то ему одному известное. В рассеянном, отраженном свете его светильников поодаль, за высокой фигурной оградой, виднелись скромные терема Патриаршего посада, главной резиденции святейшего патриарха Силы Второго, а за ними, еще дальше, в дымке, на фоне скудного свечения северных ночных небес, прорисовывались тонкие очертания моста Александра Невского, изящно взлетевшего над Нева-хэ своими разводными частями. Между повозками там и сям виднелись заградительные группы вэйбинов в шлемах с непробиваемыми пластиковыми щитками. Эта предосторожность была, пожалуй, несколько чрезмерной: на территории Патриархии ночью мало кого встретишь, а уж тем более – в ее запретной части, где расположены охраняемые служебные помещения, духовная библиотека, ризница и куда праздношатающихся посетителей и днем-то не пускают.
После драки боевыми веерами машут, презрительно подумал Баг, осаживая свой цзипучэ на стоянке. Похоже, власти были растеряны и нервничали.
Баг остановил свою повозку рядом с другими и, не торопясь, вышел наружу. Прислонившись к капоту, закурил. Нащупал в правом рукаве бронзовую пайцзу наставника, но вынимать не стал. Извлек из левого рукава другую, серебряную пайцзу и в задумчивости несколько раз подбросил ее на ладони. Час назад ее выдал Багу шилан[23] Палаты наказаний Редедя Пересветович Алимагомедов, к которому Баг явился во втором часу ночи, сразу после свидания с великим наставником Баоши-цзы.
