жил правительственный ученый на пенсии, некогда работавший в области освоения природных ресурсов. Звали его Барретт К. Дорнан, и он написал мемуары, которые через несколько месяцев должны были выйти в свет. Требовался материал о нем. Статья будет напечатана одновременно с книгой и, возможно, будет положена в основу телевизионного фильма о его исследованиях. Я слышал об этой халтурке от своих знакомых и очень хотел ее получить. Гонорар был весьма привлекательным.
Для Ника Хаттертона это не имело бы никакого принципиального значения. Он получит статью, которую хочет, а я потребую от него только фактические расходы, которые понесу во время поездки в Лос-Анджелес. Дополнительные расходы на поездку в Шарлотт легко перекроет гонорар за эту историю.
А вот Лил была разочарована и раздосадована, причем, на мой взгляд, совершенно иррационально. Изначально мы планировали, что она останется в Нью-Йорке, пока я слетаю в Шарлотт, а когда вернусь, мы вместе полетим в Лондон. Внезапная поездка в Калифорнию была неожиданной для нас обоих или, по крайней мере, для меня.
– Нам обоим нужно в Лос-Анджелес, – сказал я. – Мы полетим туда по отдельности, встретимся там, а потом вместе полетим в Лондон.
Это казалось простейшим решением, но Лил высказала свое мнение, и ее голос внезапно прозвучал уклончиво:
– Может, тебе слетать в Шарлотт, а потом вернуться сюда? Я полечу к Мартину одна.
– Ты не хочешь, чтобы я был рядом, когда ты будешь с ним? – сказал я. – В любом случае я уже купил билет из Шарлотта в Лос-Анджелес.
– Можешь его поменять.
– Это еще зачем? Ты же знаешь, мне нужно в Лос-Анджелес. В чем проблема, Лил? Почему вдруг мы не можем этого сделать?
– Никакой проблемы нет.
– А по-моему, есть. Дело в Мартине, верно? Ты просто не хочешь, чтобы я был рядом.
– Я не буду с ним.
– Это уже что-то.
– Мартин – не что-то. Он сидит на дорогой недвижимости, в которой я имею законную долю, и, по крайней мере, мне нужно быть с ним приветливой. Я приеду на побережье, вынесу из дома свои вещи, подпишу документы, которые ожидают моей подписи, и следующим рейсом вернусь в Нью-Йорк.
– Но к тому времени я буду в Лос-Анджелесе.
– Тогда слетай туда и возвращайся. Мы встретимся снова здесь.
– Почему я ни разу не встретился с Мартином? Что происходит, Лил? – спросил я.
– Тебе не нужно встречаться с ним, и я не хочу, чтобы ты с ним встречался. При одной только мысли об этом мне становится жутко. Для меня он сейчас – это сумма алиментов.
– Ты никогда не рассказывала ему обо мне, не так ли?
– Конечно нет.
Но, перед тем как она это сказала, возникла короткая пауза.
Возможно, она думала, что, если Мартин узнает, что у нее завелся любовник, это задержит развод или скажется на размере алиментов. Он наверняка знал: такая привлекательная женщина, как Лил, недолго останется одинокой после того, как он уйдет из ее жизни… или это она уйдет от него? Я никогда толком не знал, что произошло между ними, и Лил обходила эту тему. Она сказала, как говорила мне не раз, что в Мартине нет ничего такого, что имело бы для нее значение, помимо того что ей нужно оформить развод и начать новую жизнь. Меня устраивало то, что мне не нужно иметь к этому большее отношение, чем я уже имел, хотя это и делало меня пассивным исполнителем их решений, лишенным возможности оказывать на них какое-то реальное влияние. Это было частью удобной модели наших отношений: я был счастлив с Лил, любил ее искренне и страстно, но лишь в контексте того, что мне была известна только половина ее жизни. Пока я это принимал, все шло хорошо.
Мартин оставался той частью ее жизни, куда меня не допускали. Его внезапное настойчивое требование, чтобы она вылетела в Лос-Анджелес по бессмысленному поручению, усугубленное собственным упрямством Лил, что она, мол, должна довести дело до конца, и, наконец, то, что я не должен принимать в этом участия, – все это вызывало на поверхность напряжение, которое обычно мы держали под спудом. Мартин по-прежнему имел над ней власть, хотя она это отрицала или преуменьшала. От этой мысли мне стало не по себе – я начал задаваться вопросом, насколько хорошо я ее знаю или понимаю ее прошлое.
Мы все еще пытались решить, что нам делать, хотя лично для меня было очевидно, что нам делать, но тут позвонил Мартин. Она вышла к телефону в соседней комнате и закрыла за собой дверь.
Звонок был коротким – она вернулась минут через пять.
– Мне нужно в Лос-Анджелес, – сказала она. – Он от меня не отстанет.
– Я думал, все уже решено.
– Когда ты собираешься быть в Шарлотте?
– Я лечу туда в воскресенье, на две ночи. Весь понедельник у меня займет интервью с этим парнем, а затем я вылетаю из Шарлотта в девять утра во вторник.
– Прямо в Лос-Анджелес?
– Я не смог купить билет на прямой рейс из Шарлотта. Придется полететь стыковочным, через Детройт, и сделать там пересадку. Но к вечеру я уже должен быть в Лос-Анджелесе
– Понятно, а теперь послушай меня. Мартин хочет, чтобы я была там не позднее вечера в понедельник. Ничего страшного, потому что ты прилетишь следующим вечером. Он сказал мне не лететь во вторник.
– Он сказал почему? Вторник – хороший день для внутренних рейсов. Всегда можно занять наилучшее место.
– У Мартина никогда не возникало проблем с удобными местами. Он говорит, что ему, возможно, придется вернуться в округ Колумбия, и хочет к тому времени разобраться с домом.
– Но если он летит в Вашингтон, почему бы тебе не встретиться с ним там?
– Он хочет, чтобы я приехала к нему домой в Венис-Бич.
– Так все-таки в чем там дело? Почему ты не должна лететь во вторник?
– Он не сказал.
Мы вернулись к нашему досадному сочетанию спора/согласия, в основном приняв один и тот же план поездки после этих выходных, но так и не придя к общему мнению относительно того, почему и как. Меня продолжало беспокоить то, что Мартин, якобы полностью ушедший из ее жизни, за исключением дел с юристами и взаиморасчетов, по-прежнему мог влиять на ее решения. Она пыталась меня успокоить, но явно меня не поняла. Она сказала, что нет ничего, чего я не знал бы о Мартине и о ней – того, что она все еще спала с ним? – но это лишь ярче высветило недопонимание, существовавшее между нами.
Позже в тот
