– Ты выбрал, зная, что так будет больше всего крови? – спросила Люси.
– Да, – экс-майор кивнул, – Это личное. Даякский род Келаби, мой род, раньше имел угодья на северо-западе Калимантана-Борнео, на реке Тембуронг, это в восточном эксклаве бывшего Брунея. Но сорок лет назад мы ушли на сто миль к югу, на реки Махакас и Капоас, в Индонезию. Мы ушли потому, что султан приказал сделать нас правоверными мусульманами, которые падают лицом вниз пять раз в день, которые надевают на женщин мешки, и которые работают батраками и прислугой у более уважаемых мусульман. Граждане Брунея это поддержали. Ни один не возразил. Род Келаби хотел уйти мирно, но нас не выпускали, и пришлось прорываться с боем и с потерями. Я был маленький и почти не помню этого, но в девять лет я дал клятву.
– Тотальная вендетта? – предположил Хаген.
– Да, – Журо снова кивнул, – Что-то вроде того.
– Понятно… А зачем это было Ним Гоку?
– Это элементарно. Для Ним Гока граждане Брунея были реакционно-феодальным контингентом, подлежащим ликвидации, в соответствии с учением Ленина-Мао.
– Что, все до единого?
– Да, – ответил экс-майор, – просто на всех у него не хватило времени.
Люси еще раз почесала свою коленку и хмыкнула.
– Журо, а ты сам считаешь, что это правильно?
– Скорее да, чем нет. Только не углубляйся в этику. Она тут лишняя.
– Я в нее и не углубляюсь. Я смотрю чисто практически. Вот, вы помогли Ним Гоку, видимо, полагая, что будете контролировать и как-то ограничивать его борьбу за коммунизм на планете. Но гениальный Райвен Андерс не предусмотрел того, что вас могут отстранить от дел в самом начале спектакля. Теперь этот красный дракончик самостоятельно выиграл войну и гуляет сам по себе на оперативном просторе.
– И еще, – добавил Хаген, – он подружился с Кайемао Хаамеа. Может быть, они оба хорошие парни, но они отморозки, каких мало. Если учесть, что они оба, к тому же подружились с африканцами – транс-экваториалами, то… Ну, в общем, понятно…
– Не понятно, – возразил Журо, – Во-первых, я совсем не уверен, что шеф Андерс не предусмотрел того развития событий, о котором вы говорите. Во-вторых, я не вижу никаких сильно-негативных последствий такой интернациональной дружбы.
Возникла пауза. Хаген недоверчиво покачал головой.
– Ты думаешь, Андерс все предусмотрел и добровольно пошел на то, что вас всех выпихнули с работы и укатали на каторгу, а наши военспецы-волонтеры на Тиморе оказались тупо брошены на произвол судьбы и, в виду отсутствия иных перспектив, превратились в профессиональную вооруженную интербригаду?
– И что в этом сильно-негативного? – спросил экс-майор.
– Хотя бы то, что и мою маму, и тебя, Журо, поюзали в-темную! – вмешалась Люси.
– Не в первый раз, – ответил он, – Что делать, такая у нас работа… Была.
– А полковник Андерс? – напомнил Хаген, – Он, по-твоему, пожертвовал собой ради великой цели освоения Венеры? Как-то непохоже на нормального канака.
– Ничем он не пожертвовал, – проворчал Журо, – Просто, есть такая штука, которую психологи называют максимумом профессиональной самореализации. Только не спрашивай у меня, что это значит. Я не разбираюсь в таких научных материях. Я, в сущности, простой парень, даяк с Калимантана.
– Опять! – со стоном, произнесла Люси.
– Да, опять. Мама тебе не говорила, что это моя любимая присказка?
Люси утвердительно кивнула.
– Говорила, конечно… А простой парень с Калимантана может объяснить мне про ловушку Фукуямы? Я пыталась читать про это в справочнике по информационно-диверсионной работе, но ни фига не поняла.
– Aita pe-a, – ответил он, – Но после обеда. До обеда я обещал нашему коменданту наковырять тонну более-менее чистой извести. Я, все-таки, на каторге. Мы затеяли немного привести в порядок фундамент каторжного дансинга.
– А где тут берут известь? – поинтересовался Хаген.
– Вон там, – Журо махнул рукой в сторону сухой лагуны, выглядевшей похоже на известковый карьер.
– Ага. Ясно. Ковырять, надеюсь, не киркой и лопатой и тащить не на своем горбу?
– Для этой цели, – сказал экс-майор, – есть квадроцикл производства «Taveri-Futuna». Полуавтомат с навесным ковшом, пневматическим молотком, и прицепом.
– Тоже ясно. Знаешь, Журо, у меня, наверное, лучше получиться с этой техникой.
– Почему ты так думаешь, парень?
– Потому, что Хаген – спец по роботомоторике! – вмешалась Люси, – И кстати, это хорошая идея, потому что так мы сможем посмотреть атолл, а иначе, как я поняла здешний режим, попасть в промзону – это проблема! А потом пообедаем вместе.
– Толковая мысль, – согласился Журо, поднимаясь на ноги, – ОК, пошли. Я не очень понимаю, что интересного можно посмотреть на Джарвисе, но что есть, то покажу.
…
-
Популярная лекция о ловушке Фукуямы,
прочитанная каторжником, экс-майором INDEMI Журо-Журо,
после первой половины рабочего дня и после обеда,
во время чаепития, в сиесту. (Фрагменты).
-
В учебнике экоистории для колледжа разведки, этой ловушкой называют простую социально-экономическую штуку. Вкратце: на рубеже индастриал – постиндастриал, кланы оффи обнаруживают, что впереди – пропасть. Для них, разумеется, а не для общества. Те методы управления, которые стабильно работали со времен пирамид древнего Египта и до Первой Холодной войны, начинают давать системные сбои. Естественно: производительные силы переходят на новый качественный уровень, а следовательно, и производственные отношения, и вся надстройка, состоящая из привычных социальных институтов – правительства, собственности, права, этики, религии, идеологии, системы ценностей и статусов – подлежит полной переделке.
Конечно, оффи это не устраивает, и они используют стратегию Фукуямы, которая называемую «неоконсерватизм». Они тормозят технологический прогресс в своей метрополии, а, чтобы не потерять выгоды, организуют новые постиндустриальные производства в колониях, в странах 3-го мира. Чтобы эта машинка работала, они вынуждены снабжать эти производства квалифицированными инженерами, и даже прикладными учеными. Постепенно внутри метрополий 1-го мира остается только финансовый капитал, религия, сфера услуг и фундаментальная наука с системой подготовки персонала в университетах высокого уровня. Финансовый капитал это формальный рычаг влияния на колонии или неоколонии. Он работает, только пока существуют фактические рычаги: фундаментальная наука и образование. Без них предприятия в 3-м мире не смогут развиваться. Так поддерживается влияние.
Религия и сфера услуг – это внутренние балансиры. Они должны так избирательно промыть мозги работникам науки и образования, чтобы те не замечали абсурдного разрыва между высоким уровнем знаний и средневековым, по сути, построением общественных отношений, между благами цивилизации и заповедями, взятыми из обихода феодальных племен. Чтобы промывка мозгов была эффективной, граждан с детства воспитывают конформными, и готовыми подчиняться абсурдным обычаям. Формируется социальная среда, благоприятная для мигрантов из регионов с реально средневековым уровнем. Импортное средневековье вторгается во все сферы жизни. Возникает угроза что, посторонние религиозно-феодальные деятели, как правило – исламские фундаменталисты, захватят контроль в развитой стране.
