Я кивнул. Непонятно откуда, вливалось в мою гудящую голову холодное понимание. Как же всё просто и гнусно! Трем ферзям тесно на одной доске… и два ферзя временно объединяются… о чем узнает третий… Белая Королева… Нет, упаси Боже, у нее и в мыслях не было мучить Димку руками психа Валуева.
Но она знала, какой короткий поводок измыслили ее конкуренты. Ограниченные люди, не просекающие тонкой психологии Косточки… Как всё просто! Взбешенный Косточка, переполненный энергиями Струны, впадает в Резонанс… или еще во что… То ли он молниями испепеляет подлецов, то ли рвет их голыми руками — негодяев, способных отдать чудовищный приказ. А Белая Королева как бы ни о чем и не знала… во всяком случае, не знала о такой подстраховке. Возможно, она и намекнула бы неуравновешенному Костику, что скит в Мраморном зале как-то не слишком совместим с ответственностью за мальчишку… но никакого насилия, никакого Валуева, ты что, Косточка? Как ты мог подумать?
А глупый Косточка ни с того ни с сего взял и все испортил. Обидно…
— Вот я и говорю! — не замечая моих раздумий, продолжал Маус. — Все тете Лене в рот глядят. Мол, спаси нас, о великий махди! Ты знаешь, как выпутаться, вылезти и вымыться!
Я посмотрел на пакет, лежащий возле подноса. Похоже на бандероль. Еще бы печатей сверху побольше и, желательно, не столичных, а мухинских. Чтобы снова провинция, снова…
Мухинск. А это, кстати, мысль.
— Шеф! Константин Дмитриевич, — неожиданно сказал Маус. — Можно вас спросить?
— Конечно, — слегка удивившись, ответил я.
— У меня-то все получится. Можете не волноваться. Завтра будет Ямайка, регги и Сен Симилья. По-аглицки я, слава Богу, нормально чешу. Только вы не подумайте, что мне на все плевать… Родина-то моя тут. Так что с ними я приживусь. Им бы в Африку, а мне бы сюда…
Я слушал и молча кивал.
Люди «Струны» — большие патриоты. Начиная с Главного Хранителя, и…
— Как, по-вашему, что тут будет?
Вот это вопрос. Кого он спрашивает? Школьного учителя, которого целый год водили за нос и тычками, будто слепого котенка гнали в нужную сторону? Я знаю, что я ничего не знаю.
На что ты надеешься, Маус? На мой возраст? На должность? Так разница в десять лет — это ничто, а должность… по должности я теперь снова бомж. И вообще — с твоим креслом у пульта спецсвязи ты знал во сто крат больше меня.
— КПН подомнет «Струну», — сказал я. — Лена… никуда не денется. Прогнется под… А Юрика уже нет…
— Так ли всё плохо? — наклонил голову Маус.
— Этой страной всегда правила полиция, — почти цитатой ответил я. — Какая разница, мы сегодня или другой клан завтра? Надеюсь, хоть кто-то возьмется лечить страну. У нас ведь война.
— «Струна» не пойдет за КПН дружными рядами, — покачал головой Маус. — Будет много несогласных.
— Ты бы пошел? — резко спросил я.
— Да, — спокойно признался он. — Если бы мне дали работать там же и так же. Шеф, вы разве еще не поняли? Я ведь по ходу стал обычным ментом, только шансов на справедливость у моих клиентов больше, чем у тех, кто обратился в столичное ГУВД. Вы можете в чем-то меня обвинить? Я помогал людям, чьи дела поступали к нашей бригаде. Плохо работал? Вы шеф — вы скажите.
— Ты молодец, — утешил его я. — И все вы молодцы. Только я бы не вернулся, даже если б они позвали.
— И Сайф тоже… — глядя куда-то в пустоту, сказал Маус.
За окном темнело. Прозрачные сумерки на исходе лета превращались в короткую и яркую столичную ночь. Все как обычно в этом разномастном городе, потерявшем сегодня еще и лучших своих стражей. Обидно.
— Вы летите? — спросил Маус и снова забарабанил по столу. — Я отвечаю, рейс не проверят. Пройдете только так.
Я посмотрел на Димку, задержал взгляд всего на секунду и произнес:
— Нет. Мы уж как-нибудь тут. Знаешь, есть один человек… мне кажется, он не захочет назад в КПН. А главное, там, в его городе никто не обидит ребенка. Как бы ни звучали струны и какие бы генеральные кривые не строили наши партии.
— Скорее ломаные, — кивнул Маус. — Старший Хранитель Мухинска получил директиву, как и все остальные, но ответа от него не пришло. Впрочем, я успел принять только половину подтверждений. Окольные пути тяжелы…
Сейчас мы почему-то понимали друг друга с полуслова. А точнее, и вовсе без слов.
Маус поглядел на часы.
— Ладно, шеф. Хватит мне придаваться вавилонским искушениям. Корабль Джа вылетает через четыре часа. Регистрация на рейс начинается за час до отправления, — он протянул мне руку, и я пожал ее.
— Бывай, Димон.
— И ты не кашляй, — снова в нарочито шутовской манере отозвался Соболев. — Привези оттуда «корабль» по-реальнее, чтоб торкнуло на хрен!
— Да, чувак. Притараню такой, все драг-диллеры с горя сопьются.
— Я вам покажу, — рефлексы педагога, оказывается, никуда не делись.
Маус поднялся.
— Не бойтесь, шеф. Высокая Струна не допустит. По крайней мере, та, что натянута в наших душах, хотя никакая хрень из подпространства ей и не отзывается.
— Да не нужна мне марихуана, — как-то по-детски, обиженно пробурчал Димка. — Ты сам возвращайся, Маус. Не теряй нас.
— Я-то уж не потеряю, — усмехнулся тот. — Даже оттуда! Адиос, сеньоры.
Он повернулся, чтобы уйти, и только тут я понял, о чем же должен его спросить. Между нами остался один вопрос, задать который я почему-то так и не решился.
А ведь должен был спросить.
— Эй!
Экс-Технический Хранитель обернулся.
— Забыл, а Маринка-то твоя как?
Маус застыл на месте — точно с разбега налетел на невидимую стенк.
— Со мной едет. Я говорил, что не стоит. Предлагал в Штаты визу пробить. И ей, и семье… А она со мной хочет. Мы ведь, шеф, еще молодые и глупые.
— Слава Богу, — произнес я. — От старых и умудренных слегка тошнит. Особенно, когда смотрюсь в зеркало.
Маус согласно кивнул.
— Значит, сочтем это за постскриптум.
Он махнул нам рукой и двинулся к выходу.
Было совсем темно, когда мы с Димкой вышли на улицу.
Маус, наверное, был уже где-то в аэропорту, и замечаний о красоте городских фонарей нам послушать не довелось. Впрочем, на банальности меня не тянуло.
К ночи заметно похолодало, а одеты мы по-прежнему были довольно легко. Завтра придется закупиться… где-нибудь… Знать бы еще, где мы окажемся завтра…
Вдали все так же сверкало огнями метро. Возле него толпились люди, изредка подбираемые трамваем, светились ларьки и даже играли музыканты, приглашенные летним кафе — главным конкурентом «Макдональдса».
Здесь, в переулке, машин почти не было. Улицу освещали лишь фонари и множество окон. Мы стояли на углу, возле старого кирпичного дома, и предавались созерцанию.
