и не сменила позу, и Дрейк не сразу почувствовал, как что-то внутри нее стало другим – словно там, под ее раскаленной кожей, медленно сжался маленький твердый кулак.
– Ты вернулся, – сказала Мия так тихо, что он с трудом услышал ее голос, – потому что тебе от меня что-то нужно?
Дрейк провел пальцами по ее плечу, по выступающим из-под кожи ребрам, по животу, уютно лежащему между их остывающими телами.
– Лотерея, – произнес он, почему-то надеясь, что она его не услышит. – Помоги мне получить номер. Я должен попасть на Гарторикс.
Мия выскользнула у него из рук и села, обняв живот. Приглушенный свет лился с потолка ей на спину, превращая в золотистую статую, выточенную из цельного куска синтетического мрамора. Дрейк приподнялся и протянул к ней руку, но так и не осмелился прикоснуться к гладкой коже с россыпью веснушек. Вместо этого он рассказал ей всё: про Центр Сновидений, про Лиз, про красноглазого ящера, вспоровшего ей живот одним ударом чешуйчатого хвоста, и еще почему-то про Гордона.
Когда он закончил, Мия даже не шевельнулась. На мгновение ему показалось, что она просто спит и ни слова не слышала. Это был его шанс уйти – исчезнуть из ее жизни, не успев ничего в ней сломать, как уходит мутный кошмар после первых же звуков утреннего будильника. Дрейк уже взглянул на дверь – но тут Мия вздохнула.
– Это занимает несколько месяцев, – сказала она ровным чужим голосом. – И нужно ездить в «Кэл-Корп» на очные собеседования. Как только тебя там увидят…
Она осеклась и опустила голову, так и не взглянув на него. Дрейк придвинулся и положил ей руку между лопаток.
– Ты знаешь систему, – хрипло шепнул он ей в спину. – И знаешь, как можно ее обойти.
Полученный в Лотерее номер нельзя передать дальше. С того момента, как в финале объявляли победителя, и вплоть до самого Переноса его жизнь принадлежала шести континентам и освещалась во всех подробностях. Эта сумасшедшая публичность была почти стопроцентной гарантией, что его не убьют. Дрейку надо было не просто попасть на Арену, минуя многоуровневую систему отбора и отсева кандидатов. Он должен выиграть финал.
Мия вздрогнула, и Дрейк почувствовал, как она покрывается гусиной кожей.
– То, что ты просишь, – это же… преступление, – Мия посмотрела на него глазами, полными надежды – сумасшедшей, невыносимой надежды, что он откажется.
– Да, – сказал Дрейк одними губами, глядя, как эта надежда гаснет и исчезает, оставляя только зеленую пустоту. – Я знаю.
Мия молчала.
– Хорошо, – наконец сказала она. – Но чтобы это сработало, мне нужно знать о тебе всё. Понимаешь? Всё.
Если он уже получил номер, купленный Роганом у Томми Вальтера, это вскроется в прямом эфире, когда ему попытаются торжественно передать номер, выигранный в Лотерее. «Регистрация второго номера поверх первичного просто разрушит мой мозг», – Дрейк вспомнил слова Фионы. Его мозг превратится в протеиновую кашу, сделав его сперва овощем, а потом и трупом. Начнется глобальное расследование, о чем тоже говорила Фиона. «Кэл-Корп» совместно с континентальным Центром Сновидений бросит все силы на то, чтобы выяснить, как рядовому сотруднику Департамента, пять лет назад уволенному за проблемы с грэем, удалось обойти все проверки и выйти в финал, – и, конечно, найдет Мию.
Дрейк потянулся к ней, и она прижалась к нему всем телом, доверчиво, как ребенок, – чужой ребенок, который был в ней, даже когда они задыхались друг другом, даже когда он входил в нее, чувствуя, как бьется ее сердце. Мия была здесь, с этим ребенком. А Лиз была там, на Гарториксе – одна, как всегда, когда Дрейк уходил на задание, а на самом деле за грэем, чтобы хоть ненадолго перестать за нее бояться.
Скрученные в пружины ярко-зеленые пряди цеплялись за отросшую за день щетину и лезли ему в глаза. Дрейк поднял голову – и увидел уже знакомую голограмму на полке рядом с платяным шкафом. Высокий нескладный парень со скуластым черным лицом прижимал к себе Мию, облепленную мокрым прозрачным платьем, и хохотал, сверкая зубами на камеру. Глаза у парня были теплого шоколадного цвета, но взгляд… Этот взгляд Дрейк теперь мог узнать где угодно. Это был взгляд ярко-красных глаз ящера с фиолетовой чешуей и свежим ожогом на морде.
Мия заворочалась, и Дрейк разжал руки, испугавшись, что сделал ей больно. Она подняла лицо; ее губы оказались совсем близко. Он прикоснулся к ним своими и выдохнул прямо в горячую влажную темноту:
– Ты знаешь обо мне всё.
Мия моргнула, скользнув по его щеке намокающими ресницами.
– Что ты там будешь делать? – прошептала она. – На Гарториксе?
Нескладный парень в дурацкой футболке с эмблемой университета смотрел на него смеющимися шоколадными глазами.
– Найду того, кто убил Лиз, – сказал Дрейк. – И убью его самого.
– А если у тебя не получится?
В ее голосе был страх – тот самый, от которого так хорошо помогал грэй. Страх потери.
– Тш-ш-ш-ш, – Дрейк осторожно провел пальцем по приоткрытым губам и улыбнулся. – Не бойся. Это единственное, что у меня всегда получалось.
Вдалеке, за неказистыми домиками, просыпался рынок. Утренний гул нарастал с каждой минутой, как шум прилива, грозя захлестнуть пустынные улочки. В переулке, куда Эштон затащил неподвижное тело Сорок первого, ухватив зубами за хвост, пока было тихо, но это, конечно, ненадолго: на Периферии день начинался рано.
«Тушку можешь оставить себе», – сказал мастер Сейтсе. Эштон не представлял, как это сделать, но и оставить Сорок первого случайным прохожим тоже не мог. Его нужно как минимум похоронить, подумал Эштон, – и тут же мысленно рассмеялся: судя по тому, что он до сих пор видел в Городе, идею зарывать годные тушки в землю обитатели Гарторикса считали, мягко говоря, странной.
Из глубокой треугольной раны в подбрюшье всё еще сочилась кровь, оставляя пурпурные потеки на утоптанной земле. Эштон прикоснулся языком к ране, заполняя ее клейкой зеленоватой слюной. Ли что-то говорил про «след»: тот, кто наденет убитую тушку, мог увидеть, как ее убивали. Нет, Сорок первого определенно нельзя было здесь бросать.
Единственным укромным местом, которое Эштон знал, была мастерская – вернее, подвал с потайным ходом. До него было не так далеко – при условии, что по пути им никто не встретится.
Подсунув морду под передние лапы Сорок первого, Эштон перевернул его набок и лег рядом, прижав острые спинные гребни. В несколько приемов ему удалось уложить тушку себе на спину.
Несмотря на скромные габариты, Сорок первый оказался довольно тяжелым.
Попробовав перейти на бег, Эштон почти сразу
