— Доброе утро. Капитана Тауэрса тут нет?
— Он, наверно, спустился на «Скорпион», сэр.
— И я хотел бы взять немного бензина.
— Очень хорошо, сэр. Вы оставьте канистры… Вашу машину тоже заправить?
— Пожалуйста.
Питер прошел через холодный, гулкий безлюдный корабль и спустился по трапу на подводную лодку. Когда он ступил на палубу, Дуайт Тауэрс как раз вышел на мостик. Питер по всей форме отдал честь.
— Доброе утро, сэр, — сказал он. — Я приехал поглядеть, как дела, и взять немного бензина.
— Бензина хоть залейся, — сказал американец. — А дел особых нет. По-моему, их больше уже и не предвидится. А у вас нет для меня новостей?
Питер покачал головой.
— Я только что заходил в министерство. Там ни души, только и сидит одна машинистка.
— Мне больше повезло. Вчера я застал там какого-то лейтенанта. Похоже, завод в часах кончается.
— Да и все кончается, недолго осталось. — Они стояли рядом, опершись о перила мостика; Питер искоса глянул на капитана. — Вы уже слышали про Аделаиду и Сидней?
Дуайт кивнул.
— Конечно. Сперва счет шел на месяцы, потом на недели, а теперь, по-моему, уже на дни. Какой срок они там вычислили?
— Не слыхал. Хочу сегодня связаться с Джоном Осборном, узнать последние данные.
— На службе вы его не найдете. Он трудится над своей машиной. Говорит, рысак высокого класса.
Питер кивнул.
— А вы собираетесь посмотреть следующие гонки — главные, на Большой приз? Как я понимаю, последние на свете. Вот это будет зрелище!
— Право, не знаю. Предыдущие Мойре не очень-то понравились. Женщины многое воспринимают не так, как мы. Например, бокс и борьбу. — Дуайт помолчал. — Вы сейчас едете назад в Мельбурн?
— Да, если только… Может быть, я вам тут нужен, сэр?
— Не нужны. Здесь делать нечего. А вот, если можно, подбросьте меня до города. Мой шофер, старшина Эдгар, сегодня не явился со служебной машиной; подозреваю, что и его завод кончается. Если можно, подождите десять минут, я переоденусь в штатское и поедем.
Через сорок минут они уже разговаривали с Джоном Осборном в городском гараже. «Феррари» подвешен был на цепях к невысокому потолку, носом кверху, передок разобран. Джон, в комбинезоне, с помощью механика орудовал над машиной; он начистил ее до такого блеска, что и на руках почти незаметно было следов черной работы.
— Здорово повезло, что нам достались части от «мазерати», — серьезно сказал он. — Одна тяга подвески погнута безнадежно. Но детали тут и там одинаковые; нам надо их только немного обработать и приладить новые втулки. Не хотел бы я вести моего рысака, если бы пришлось нагревать и выпрямлять старую тягу. Понимаете, неизвестно, как она себя поведет после такого ремонта.
— Я бы сказал, вообще неизвестно, что может случиться на таких вот гонках. Когда он разыгрывается, этот ваш Большой приз?
— У меня из-за срока идет перебранка с устроителями, — сказал физик. — Они намечают субботу семнадцатое, через две недели, а я считаю, надо назначить следующую субботу, десятое.
— Дело идет к концу, а?
— Я считаю, да. Уже и в Канберре определенно есть больные.
— Этого я не слыхал. Но радио сообщали про Аделаиду и Сидней.
— Радио всегда сообщает с запозданием дня на три. Стараются потянуть, ведь начнется паника и общее уныние. Но сегодня отмечено подозрительное заболевание в Олбери.
— В Олбери? Это всего миль двести к северу.
— Знаю. По-моему, суббота через две недели — слишком поздно.
— А мы, по-вашему, скоро подхватим эту болезнь, Джон? — спросил Питер.
Физик коротко взглянул на него.
— Я уже подхватил. И вы тоже. Все мы ее подхватили. Вот этой двери, гаечного ключа — всего, за что ни возьмись, уже коснулась радиоактивная пыль. Она в воздухе, которым мы дышим, в воде, которую пьем, в листьях салата, даже в беконе и яйцах. Теперь все зависит от сопротивляемости организма. У людей наименее выносливых признаки лучевой болезни вполне могут проявиться недели через две. А то и раньше. — Он чуть помолчал. — Я считаю чистейшим безумием откладывать такие важные гонки на две недели. Сегодня состоится заседание комиссии, там я все выскажу. Какое же это состязание, если у половины гонщиков начнется рвота и понос. Тогда просто-напросто выиграет парень, наименее чувствительный к радиации. Так ведь гонки устраиваются не для этого!
— Наверно, вы правы, — сказал Дуайт.
Он оставил Осборна и Холмса в гараже, потому что условился пообедать с Мойрой. Джон Осборн предложил Питеру пообедать в клубе «На природе»; немного погодя он вытер руки чистым лоскутом, снял комбинезон, запер гараж, и они поехали через весь город в клуб.
— Как ваш дядюшка? — спросил по дороге Питер.
— Он со своими приятелями изрядно поубавил клубные запасы портвейна, — сказал физик. — Конечно, он уже не так здоров. Вероятно, за обедом мы его увидим, он теперь бывает в клубе почти каждый день. Конечно, это стало проще, раз он опять ездит на своей машине.
— А бензин где достает?
— Бог его знает. Вероятно, у военных. Откуда теперь у всех берется бензин? Думаю, он продержится до конца, хотя поручиться не могу. Пожалуй, портвейн поможет ему протянуть дольше нас с вами и еще очень многих.
— Портвейн?
Джон Осборн кивнул.
— Видимо, спиртное усиливает нашу сопротивляемость радиации. Вы этого не знали?
— То есть, если хорошенько проспиртоваться, будешь жить дольше?
— На считанные дни. Дядюшку Дугласа, пожалуй, раньше хватит удар. На прошлой неделе я уж думал, портвейн его одолевает, но вчера он выглядел очень недурно.
Они поставили машину перед клубом и вошли. Дул холодный ветер, и сэр Дуглас Фрауд устроился в зимнем саду. Он беседовал с двумя старыми приятелями, рядом на столике ждал бокал хереса. Завидев вошедших, он хотел было встать, но по просьбе Джона отказался от попытки.
— Что-то я становлюсь неповоротливый, — сказал он. — Придвигайте стулья и выпейте хересу. С полсотни бутылок амонтильядо еще осталось. Нажми вон кнопку.
Джон нажал кнопку звонка и вместе с Питером подсел к дядюшкиному столу.
— Как ваше здоровье, сэр?
— Да так себе. Наверно, тот лекарь был прав. Он сказал, если я вернусь к прежним привычкам, мне не протянуть и полгода, и это чистая правда. Но и он протянет не дольше, и ты тоже. — Старик хихикнул. — Говорят, ты добился, чего хотел, — выиграл автомобильные гонки.
— Не совсем, я пришел вторым. Но теперь имею право состязаться за Большой приз.
— Ну, смотри не разбейся. Хотя, в сущности, какая разница. Слушай, тут кто-то рассказывал, что уже дошло до Кейптауна. По-твоему, это верно?
