Казалось, лучшего расклада для себя «морские казаки» не могли придумать. Но все изменилось, когда разгромленные князья притихли на своих островах, отказавшись от борьбы за моря и усердно сооружая береговые крепости. Дальние броски к Континенту с отрывом от баз снабжения и ремонта на практике оказались невозможными для каравелл и галеонов белых пиратов.
«Кого и где грабить-то будем, братья?!» –этот исполненный трагического недоумения вопль все чаще раздавался на сходках разбойничьих экипажей, измотанных бездельем, безденежьем и, как следствие, изнуряющей трезвостью.
В 1553-1600 гг. в государстве Дзагга правил царь Зуцихаг XV[11]. Как и прочие Хагиды, он не имел никаких шансов силой истребить разбойничью вольницу. Но он и не ставил перед собой подобной задачи. Зуцихаг XV отменил крепостное право, предоставил вольности мелким землевладельцам и крестьянству, чем заслужил славу благодетеля и «отца народного». Затем предложил нескольким талантливым адмиралам корсарского флота наняться к нему на службу. После разгрома сопредельного владетеля царь щедро оплатил услуги «белых», отдав тем всю взятую в бою добычу, а себе оставив всего-навсего (нет, каково бескорыстие!) завоеванное княжество. Это привлекло к нему толпы других пиратов. Когда до других Хагидов дошло, что творится, и они сами попытались перетянуть на свою сторону «морских казаков», было уже поздно. Под властью державы Дзагга находились стратегически важные острова с главными базами корсаров.
Феодальная раздробленность завершилась уже после смерти Зуцихага XV с образованием на Архипелагах семи крупных царств, четырех княжеств и одной республики. По причине сложившегося равновесия сил междоусобные войны между ними сами собою прекратились, а прирученные монархами бывшие пиратские флотилии перешли к постоянному служению в какой-либо державе. Боевые суда стояли теперь в портах не только под белыми флагами, но и с вымпелами хозяина. Рядовые корсары сохраняли привычные вольности, а их капитаны и лейтенанты получали теперь жалование из государевой казны, обрастали семьями, заводили дома, где надеялись спокойно и обеспеченно встретить старость.
Однако, «морское казачество» не было просто укрощено, подобно дикому хищнику. Оно всасывалось в государственные военно-морские структуры, ворча и порою огрызаясь, медленно и мучительно теряя одни традиции и настойчиво перетягивая другие в заново рождающиеся государственные флоты островных держав.
Укрупнение государств и их хозяйственное, общественное и политическое развитие, а также восстановление связей с Континентом привели к расцвету духовной культуры Архипелагов. И вот что интересно: появился и окреп жанр социально-прогностичекой утопии. Среди философов и литераторов этого направления следует выделить Зуицахи Ца Велемудрого (1622-1704 гг.), саракшианского двойника Платона и Томаса Мора.
Через 12 веков после образования феодальных монархий в северной части Континента сложились раннебуржуазные отношения. Устойчиво росло мануфактурное производство, трансформировалось в фабричное. Происходила общественная реструктуризация. Складывались классы капиталистов и наемных рабочих.
Двести лет ушло на борьбу новых капиталистических традиций с уходящим феодализмом. Буржуазные революции на Саракше протекали по содержанию необычайно успешно, а по форме - скромно и скоротечно. Процесс не сопровождался массовыми кровопролитиями и казнями монархов, как это было на Земле, не выдвигались палачествующие лидеры, подобные земным Кромвелю, Робеспьеру или Вашингтону. Социалисты-утописты этого периода проповедовали достижение обществом справедливости и общественной гармонии исключительно мирным путем.
К 18 в. по земному календарю в некоторых островных государствах сформировались основы капиталистических отношений[12]. Ещё около полутора столетий ушло на их укрепление, а в начале 19 в. буржуазия «стеснительно улыбаясь и делая реверансы» Хагидам, начала приближаться к государственной власти. Архипелаги знали лишь одну весьма вялую буржуазную революцию, приведшую к благопристойной и очень ограниченной конституционной монархии. В прочих же царствах и княжествах процесс шел путем реформ и вообще без каких-либо социальных потрясений.
В новое время Острова не были для Континента Terra Incognita, но оставались Terra Transcendenta. Их существование было принято континенталами к сведению, их очертания нанесли на карты, причем вопиюще неточно, и… И все! Никому из материковых правителей даже в голову не приходила мысль ни о завоевании далеких заокеанских территорий, ни даже о налаживании интенсивной торговли с ними. И то и другое оставалось до изобретения развитого парового флота абсолютно нерентабельными предприятиями.
Но вот запыхтели первые паровички, протянулись блестящие ниточки железных дорог, вспенили воду лопасти пароходных винтов. Тут же Континент пожелал установить устойчивые связи с архипелагами. Островитяне, в течение многих веков привыкшие к изолированному самодостаточному существованию, поначалу встретили это с прохладным равнодушием. Тем более прохладным, что веками жители Архипелага передавали подраставшим поколениям не только пламенную любовь к островам, приютившим их предков, но и откровенную неприязнь к Континенту, некогда этих предков изгнавшему.
Капиталистическая эволюция островных монархий отразилась на составе чиновничества, прежде всего - в ведомствах, связанных с экономикой. В своей деятельности бюрократия вынуждена была всё больше считаться с интересами крепнувшей буржуазии Архипелагов. Тем не менее важнейшей опорой Хагидов, наиболее социально близкими князьям и царям силами по-прежнему являлось дворянство и армия. Владельцы земельной собственности и офицеры преобладали в высших эшелонах власти, хотя их число, по мере оскудения дворянства, уменьшалось.
Возникали буржуазные партии либеральной ориентации (Фабрично-коммерческая партия, Партия ограниченного прогресса в рамках законности и пр.), оказывавшиеся, впрочем, бабочками-однодневками.
Ситуация изменилась в начале 20 в. На Континенте, обгонявшем острова по темпам развития, в группе стран разразился первый системный кризис капитализма. Он сопровождался пышным букетом непременных признаков: спадом производства и массовой безработицей. Затем в некоторых материковых государствах последовали так называемые "запоздалые" буржуазно-демократические революции, по формам и характеру напоминающие Первую Русскую.
Несколько отстававшие в развитии и потому пока что спокойные Архипелаги тогда находились на гребне экономического взлёта. Тамошние капиталисты остро нуждались в рабочих руках. Миллионы иммигрантов хлынули через океан с охваченного кризисом севера Материка на фабрики и верфи Архипелагов, увеличив население островных государств почти на треть… и дополнив островной либерализм революционными потенциями.
