Келлог отвел фонарик, но не двинулся с места; Дэгни разглядела горькую улыбку на его лице.
– Вы знаете, что Соединенные Штаты – единственная в истории страна, которая использовала собственную монограмму в качестве символа порочности? Спросите себя почему. Спросите себя, как долго страна, сделавшая такое, может надеяться на существование и чьи нравственные законы разрушили ее. Это была единственная в истории страна, где богатство приобреталось не бандитизмом, а производством, не силой, а торговлей; единственная страна, где деньги служили символом права человека на его собственный разум, труд, жизнь, счастье – на самого себя. Если это, по нынешним нормам мира, зло, если это повод, чтобы проклинать нас, то мы, поклонники и создатели доллара, принимаем проклятие этого мира. Мы предпочитаем носить знак доллара на наших лбах и носим его гордо, как символ благородства, символ, ради которого хотим жить и, если нужно, умереть. – Он протянул руку за пачкой. Дэгни держала ее так, будто не хотела отдавать, но сдалась и положила сигареты на его ладонь. Подчеркнуто медленно, словно стремясь подчеркнуть значение жеста, Келлог предложил ей сигарету. Дэгни взяла ее и сжала губами. Он достал еще одну себе, зажег спичку, они прикурили и пошли дальше.
Они шагали по гниющим шпалам, тонущим без сопротивления в вязкой почве, сквозь безграничное царство лунного света и клубящегося тумана – держа в руках две точечки живого огня, два маленьких кружка освещали их лица.
«Огонь, эта могучая, опасная сила, которую человек укротил и держит у кончиков своих пальцев…» – вспомнила Дэгни слова старика, который сказал ей, что эти сигареты не могли быть сделаны на Земле. «Когда человек думает, в его сознании живет огненная точка, и горящий кончик сигареты – ее отражение».
– Вы бы все же рассказали мне, кто их изготовил, – безнадежным умоляющим тоном произнесла Дэгни.
Келлог добродушно засмеялся:
– Я могу сказать вам больше: их изготовил мой друг – на продажу, но, не служа обществу, он продает их только своим друзьям.
– Продайте мне эту пачку. Продадите?
– Не думаю, что вы сможете купить ее, мисс Таггарт, но хорошо, если вы хотите.
– Сколько она стоит?
– Пять центов.
– Пять центов? – повторила она, сбитая с толку.
– Пять центов, – ответил Келлог и добавил: – Золотом.
Дэгни остановилась, уставившись на него:
– Золотом?
– Да, мисс Таггарт.
– Что ж, каков ваш обменный курс? Сколько это в обыкновенных деньгах?
– Обменного курса нет, мисс Таггарт. Никакая валюта, существующая по указам мистера Висли Мауча, не купит эти сигареты.
– Понимаю.
Келлог залез в карман, достал пачку и протянул ее Дэгни.
– Я дам их вам, мисс Таггарт, – сказал он, – потому что вы уже миллион раз заработали их и потому что они нужны вам для той же цели, что и нам.
– Какой цели?
– Напоминать нам – в моменты упадка духа, в моменты одиночества – о нашей истинной родине, которая всегда была и вашей, мисс Таггарт.
– Спасибо, – ответила Дэгни. Она положила сигареты в карман, и Келлог заметил, что ее рука дрожит.
По дороге к четвертому из пяти помильных столбов они молчали, сил у них оставалось только на то, чтобы передвигать ноги. Далеко впереди показалась точка света – она повисла слишком низко над горизонтом и светила слишком ярко для звезды. Они шли, не отрываясь от этой точки, и молчали, пока не убедились, что это мощный электрический маяк, горящий посреди прерии.
– Что это? – спросила Дэгни.
– Не знаю, – ответил Келлог, – похоже на…
– Нет, – поспешно прервала она, – не может быть. Не здесь.
Дэгни не хотела, чтобы он разрушил надежду, которую она чувствовала все последнее время. Она не позволяла себе думать об этом, надеяться.
У пятого столба они обнаружили телефонную будку. Маяк светился неистовым пламенем холодного огня в полумиле от них дальше на юг.
Телефон работал. Когда Дэгни подняла трубку, гудки показались ей дыханием живого существа. Затем раздался медлительный голос:
– Джессап, Брэдшоу. – Голос звучал сонно.
– Говорит Дэгни Таггарт…
– Кто?
– Дэгни Таггарт из компании «Таггарт трансконтинентал л»…
– О… да… понимаю… Слушаю?
– Я говорю по вашему путейному телефону номер восемьдесят три. В семи милях отсюда застряла «Комета». Ее бросила бригада.
Пауза.
– Гм, что же вы хотите, чтобы я сделал?
Дэгни тоже выдержала паузу, стараясь поверить услышанному.
– Вы ночной диспетчер?
– Да.
– Тогда немедленно вышлите к нам другую бригаду.
– Целую бригаду для пассажирского состава?
– Конечно.
– Сейчас?
– Да. Пауза.
– В правилах ничего не сказано об этом.
– Соедините меня с главным диспетчером, – задыхаясь, произнесла Дэгни.
– Он в отпуске.
– Соедините с начальником отделения.
– Он уехал на несколько дней в Лорел
– Позовите того, кто здесь главный.
– Я здесь главный.
– Послушайте, – медленно произнесла Дэгни, с трудом сохраняя терпение, – вы понимаете, что посреди прерии стоит брошенный скорый поезд?
– Да, но откуда я знаю, что мне делать? В инструкциях на этот счет ничего не сказано. Если у вас авария, мы вышлем аварийную бригаду, но если аварии не было… Вам ведь не нужна аварийная бригада?
– Нет. Не нужна. Нам нужны люди. Понимаете? Живые люди, чтобы управлять поездом.
– В инструкциях ничего не сказано о поезде без персонала. Или о персонале без поезда. Нет такого правила, чтобы вызывать посреди ночи бригаду и посылать ее на розыск поезда. Никогда раньше не слышал об этом.
– Вы слышите об этом сейчас. Вы не знаете, что делать?
– Кто я такой, чтобы знать?
– Вы знаете, что ваша обязанность следить за движением поездов?
– Моя обязанность – выполнять инструкции. Если я пошлю бригаду, когда делать этого не следует, одному Господу известно, что может случиться! А как же Стабилизационный совет и все их постановления? Кто я такой, чтобы брать на себя ответственность?
– А что случится, если по вашей милости поезд будет торчать на пути?
– Это не моя вина. Меня это не касается. Меня не в чем упрекнуть. Я ничего не могу с этим поделать.
– Можете.
– Но никто мне не приказывал.
– Я приказываю вам это сейчас!
– Откуда мне знать, можете вы мне указывать или нет? Мы не обязаны укомплектовывать составы «Таггарт трансконтинентал». У вас должны быть собственные бригады. Так нам говорили.
– Но это чрезвычайная ситуация!
– Никто ничего не говорил мне о чрезвычайных ситуациях.
Дэгни понадобилось несколько секунд, чтобы овладеть собой. Она видела, что Келлог наблюдает за ней, весело и горько улыбаясь.