Как и любой ученик, Электроник получал двойки. Никто его, конечно, не ругал за плохие ответы. Но всякий раз, когда ученик ошибался, профессор нажимал кнопку, и внутри Электроника — в одной из схем машины — ослаблялась та связь, которая передала неправильную информацию. В другой раз сигнал бежал по верному пути, и Электроник уже не ошибался. Он был очень старательным учеником.
После алфавита и цифр — картинки. Мужские, детские, женские лица, животные, автомобили, домашняя обстановка, школьные принадлежности… Тысячи и тысячи понятий запоминал ученик. Это не значит, что в его памяти укладывался точный, почти фотографический образ какого-то определенного дома или автомобиля. Если бы это было так, Электроник не узнал бы никакого другого дома, никакого другого автомобиля. Он запоминал какие-то общие, важнейшие черты разных образов и мог уже отличить ребенка от мужчины. Примерно так действует и память людей. Мы никогда не запоминаем фотографически точно, во всех деталях даже близкого друга — наш мозг не перегружает себя. Но зато не спутаем его ни с кем другим, а после долгой разлуки обязательно узнаем…
— Я не утомил вас, Александр Сергеевич? — спросил профессор.
— Наоборот, я боюсь, что из милиции позвонят слишком быстро и вы не закончите рассказ.
— Ну, насколько я их понял, сильный заряд в аккумуляторах еще не кончился. Еще придется за ним побегать. А я тем временем перейду к третьему уроку Электроника — чтению. Вы, очевидно, представляете, сколько скрывается за одним этим словом: чтение фраз, классификация слов в группы, постоянное уточнение границ этих групп, выяснение разных значений одного и того же слова, штудирование словарей, проникновение в смысл фраз, законченных мыслей, абзацев. Методы осмысления текста, которыми пользовался Электроник, удивили бы лингвистов, но факт остается фактом: он с огромной скоростью читал книги одну за другой. Я только успевал их подбирать.
Справедливость позволяет мне сказать, что Электроник оказался весьма сообразительным. Очень скоро мне пришлось отказаться от наказаний и перейти к простому разъяснению ошибок. Правда, это требовало большего терпения, чем простое нажатие кнопки. Но успехи Электроника вдохновили бы любого учителя. Он охотно углублялся в теоремы, молниеносно вел подсчеты и даже сравнительно легко учил наизусть стихотворения. Мы уже беседовали на разные темы, при этом Электроник высказывал двоякого рода суждения: одни он заимствовал у авторитетных лиц, другие — составил сам.
И вот первые шаги по комнате. Мы подготовили Электроника к этому событию, записав на пленку биотоки с мышц человека и заложив их в его память. Как известно, электрические сигналы, которые командуют мышцами одного человека, можно передать мышцам другого, и он будет делать то же самое. Так и с Электроником. Чужие биотоки навязывали мышцам мальчика нужные движения.
И снова начались дни мучений: Электроник учился ходить и натыкался на все предметы. Он чуть не угробил себя, пока не привык к пространству.
Электроник уже научился ходить, а я все медлил, боялся выводить его на улицу.
Рассказчик вскочил с кресла: гудел видеотелефон. На экране — то же лицо.
Голос милиционера по-прежнему спокойный, глаза — с хитринкой.
— Есть новые сведения, — говорит он. — На Липовой аллее во время соревнований мальчик в синей курточке обогнал всех спортсменов. Приметы совпадают. Однако, когда его встретили позднее, он назвал себя не Электроником, а Сергеем Сыроежкиным.
— Он бежал очень быстро? — спросил профессор.
— Говорят, что он мог бы установить мировой рекорд. Это случилось до происшествия в парке.
— Тогда это он! — уверенно сказал Громов.
— Но Сергей Сыроежкин, тринадцати лет, действительно живет на Липовой аллее, дом пять, квартира сто двадцать шесть, — возразил дежурный.
— Хм, хм… — смущенно кашлянул Громов. — Странная игра фантазии… Не понимаю, зачем он это придумал…
— А Сыроежкина вы задержали? — вмешался Светловидов.
— Нет.
— Задержите мальчика с нашими приметами, — твердо сказал Александр Сергеевич, — кем бы он себя ни называл. Мы ждем.
Они вернулись на свои места, некоторое время молчали.
Наконец Гель Иванович, пожав плечами, сказал:
— Я ничего не понимаю. Доскажу вам об Электронике то, что знаю… Почему я медлил выводить его на улицу, вполне понятно. До сих пор Электроник был комнатным мальчиком. На него должен был обрушиться мир, состоящий из движения и моря звуков. Кроме наших голосов, он ничего не знал — ни лая собаки, ни гудков машин, ни стука мяча.
Но Электроник проявлял любознательность к новому миру, и нам пришлось учить его заново. Те же самые дома, автомобили, животные, которых он видел на рисунках, из плоских обратились в объемные. Мальчик видел цветы, траву, деревья, и я стремился дать ему представление о непрерывности процессов на Земле. Он замечал, как похожи и не похожи друг на друга дома, улицы, скверы, как день ото дня меняется или повторяется погода. Словом, я хотел, чтобы он, как и все мы, люди, привык к характерным условиям жизни и разнообразию мира… Не мне судить, как это удалось. Я считал, что он вежливый, спокойный, правдивый, и не ожидал от него таких трюков. Потом еще это странное имя — Сергей Сыроежкин. Не представляю, зачем он им назвался…
И опять требовательно просигналил аппарат. Дежурный милиции был краток:
— Приезжайте. Нашли.
— Кого? — спросил профессор. — Мальчика или лиса? — От волнения он совсем забыл, что милиция ничего не знает о сбежавшем лисе.
— Какого лиса? — удивился дежурный. — Вы же просили мальчика…
РЕНТГЕН НИЧЕГО НЕ ПОКАЗАЛ
Светловидов вызвал такси. Через пять минут они уже ехали в отделение милиции. Профессор был сосредоточен, молчалив. Светловидов улыбался, рисуя себе встречу с Электроником, которая сейчас произойдет.
— Удивительную вы все-таки историю рассказали! — прервал молчание Светловидов. — Когда-то изобретатель или инженер придумывал машину; на заводе ее запускали в производство, и эти машины работали где угодно. Потом появились вычислительные машины. Они не могли трудиться сразу же после сборки. Программист должен был дать им программу действий. А теперь и этого мало. Для таких сложнейших систем, как ваш Электроник, нужен еще и талантливый педагог!
— И вот вам результат воспитания: мы едем в милицию, — проворчал Громов. — Хотел бы я еще знать: если я случайно встречу этого негодного лиса, послушается ли он меня, остановится ли?
В отделении было пустынно и тихо. За столом сидел один дежурный — симпатичный молодой милиционер. Он встал, откозырял, сказал, пожимая руку Громова:
