Лидка сперва замедлила шаги, потом опять ускорила. Дурных нет. Заводить разговор с незнакомцами, особенно если они сидят на земле, безвольно уронив голову…
Плохо, что она сидит так близко к дорожке. Лидка подумала, не сделать ли круг, но потом устыдилась.
Девчонка подняла голову и посмотрела… нет, не на Лидку. Сквозь нее. Лицо у девчонки было синюшное, а глаза большие и бессмысленные, но не это испугало Лидку.
Сидящая девчонка оказалось Светкой с четвертого этажа. Совсем незнакомой Светкой, в дырявой кофте с чужого плеча, с чужим остановившимся взглядом.
Лидка замедлила шаги.
– Свет…
Ответа не было и не могло быть. Светка снова уронила голову на грудь. Потом мягко повалилась на спину, перекатилась на бок и застыла в утробной позе, подтянув колени к животу.
Лидка огляделась. Окна двух больших домов выходили на эту площадку, и Светкины окна тоже, и можно бросить в окно камушком, но до четвертого этажа Лидке не добросить…
Лидка колебалась ровно одну минуту. Очухавшись, Светка не поблагодарит за такую «помощь», но хуже будет, если ее подберет патруль… И вообще она может умереть…
Бегом – в подъезд. У своей двери Лидка чуть притормозила: может быть, перепоручить маме? Но тогда ее точно перестанут выпускать. Когда увидят ЭТО не в газете, а совсем рядом, всего этажом выше…
Звонить в Светкину дверь пришлось долго, Лидка уже отчаялась, решила, что никого нет дома.
После долгих невнятных кто-тамов дверь открыла Светкина мать. Лидка отшатнулась от густого, устоявшегося запаха, которым полна была квартира: пахло перегаром и чем-то еще, так иногда пахнет на вокзалах.
– Чего тебе? – спросила Светкина мать, и Лидка поняла, что та едва ворочает языком.
– Светке плохо, – сказала она, не вдаваясь в подробности. – Во дворе лежит.
– То есть как лежит?! – Соседка тряхнула головой, глаза приобрели осмысленное выражение.
Лидка без слов махнула рукой, показывая вниз, во двор. Светкина мать отстранила ее и как была, в халате, зашлепала тапочками по бетонным ступенькам…
Через минуту со двора раздались причитания. Где-то хлопнуло окно; Лидка услышала, как этажом ниже открывается ее собственная дверь, и кто-то, кажется, отец, выходит узнать, в чем дело…
Она бросилась по ступенькам, но не вниз, а вверх. Добралась до пятого этажа, по железной лесенке вскарабкалась на чердак; люк на крышу давно был взломан, чтобы открыть его, следовало только правильно повернуть ручку. Лидка знала как, причем знала от той же Светки.
На крыше било в глаза солнце. Если б не лес антенн и переплетение проводов, здесь было бы даже здорово, а еще лучше было бы, если б крыша не просматривалась со всех сторон. Пригибаясь, как партизан, Лидка преодолела расстояние от люка до люка. Попробовала приподнять – не поддается, видимо, здесь в который раз постарался дворник. Вот морока – добрые дела всегда наказуемы. Да оставила бы Светку лежать под перекрестными взглядами многих окон, неужели никто не подобрал бы?! Нет, побежала, задрав хвост…
Все так же на карачках она добралась до последнего, третьего люка. Рывок, – ржавая ручка чуть не осталась у нее в руках, – но люк все же соизволил приоткрыться. Радуясь своей худобе, Лидка влезла в образовавшуюся щель. Обдирая ладони, спустилась по железным перекладинам – и облилась потом, услышав за спиной утробный хохот.
Они стояли на лестнице, перегораживая ее в несколько рядов. А как им иначе стоять, если их шестеро, шесть здоровенных лбов, а лестница узкая, а площадка маленькая?!
Все они курили, но запах от их сигарет был нехороший. Неправильный запах. Лидка закашлялась.
– Тю, по крышам лазит…
– Девка, хочешь закурить?
– Девка, иди сюда…
За их спинами были двери квартир пятого этажа. Если громко завопить…
– Я иду к депутату Зарудному, – сказала она, не узнавая своего голоса. – Если я скажу, вас всех посадят! Ты, – она ткнула дрожащим пальцем, – из сто второй квартиры!
Ей выпустили в лицо струю приторного дыма.
– А… Это девка из первого подъезда…
– Так она подстилка Зарудного?
– Ага… Наверное.
Совершенно ясно было, что выбраться обратно на крышу она не успеет. Чья-то липкая рука ухватила ее за запястье – в это время пролетом ниже, на пятом этаже, приоткрылась дверь – на цепочку, и визгливый женский голос заголосил на весь дом:
– А ну пошли отсюда, паскудники! Я милицию вызываю, ясно вам? Повадились тут кучковаться, свиньи, вот сейчас наряд приедет!
Парни, как один, обернулись на звук; Лидка рванулась вперед и, пробив себе дорогу между мягкими, будто желейными, телами, вырвалась на площадку пятого этажа.
Дверь крикливой дамы с грохотом захлопнулась – Лидка уже неслась по ступенькам вниз, ей вслед летели улюлюканье и тошнотворный жирный хохот.
– Все правильно, – сказал Славка. – Общество само себя чистит. Я бы не из-под полы эту дрянь продавал, а наладил бы выпуск в промышленных масштабах. Чтобы в каждой аптеке хоть завались. Все желающие – пожалуйста… Нюхать, курить, колоться. Чем скорее – тем лучше. Тогда к моменту мрыги население сократится. Чтобы всем хватило времени на эвакуацию. Всем НОРМАЛЬНЫМ людям.
– Это твой отец так думает? – тихо спросила Лидка.
Славка хмыкнул:
– При чем тут отец? Отец, по имиджу, – гуманист… Ну вот скажи честно: тебе эту Светку жалко?
Лидка задумалась. Но вспомнила не Светку, а тех парней на лестнице. Вот уж кого не жалко ни капельки. Чем скорей они сдохнут, тем лучше…
А потом вспомнила Славку, каким он был в Музее. Коротко, исподтишка глянула на депутатского сына: сказать сейчас то, что вертится на языке? Но тогда, скорее всего «детской дружбе» конец и встречам с депутатом Зарудным тоже…
– А давай фильмец посмотрим, – пробормотала она в ответ на его удивленный взгляд. – А то у меня времени мало… Обещала вернуться засветло.
До дня окончательного апокалипсиса, вычисленного по методу Бродовского-Фильке, осталось сорок пять дней.
Теперь Лидку отвозили в лицей и забирали из лицея. Близились экзамены, у входа и в коридорах дежурили охранники.
В семьдесят седьмой какой-то кретин притащил на уроки пистолет и перестрелял четверых одноклассников. В двести пятой грохнули под чьей-то партой самодельный взрывпакет. Кого-то судили, кого-то упекли в колонию – все равно ни дня не проходило без стычки. Сломанные носы считать перестали – считали только проломленные черепа. И мертвецов, а их по всему городу было уже изрядно.
В лицей приходил проповедник. На перемене вокруг него образовалась заинтересованная толпа. Лидка кружила вокруг да около, а потом прислушалась.
