Она услышала, как в двери поворачивается ключ, и в комнату влетел Яша. Он почему-то всегда именно влетал, а не входил, как полагается пятидесятилетнему лысоватому человеку.
— Здравствуй, солнышко, — пропел он, — как ты, как день прошел? Все нормально? — Он поцеловал ее в нос и обе щеки — их постоянный ритуал.
— Как тебе сказать…
— Что-нибудь в лаборатории? Опять Машка ноет?
— Да нет, — сказала Ирина Сергеевна, изо всех сил стараясь удержаться от крика «посмотри на стол!». — Яша, что это на столе? — спросила она, и сердце ее почти остановилось от нечеловеческого напряжения.
— Это? — спросил Яша, взял папочку и принялся недоуменно рассматривать ее. — Что это?
Ирина Сергеевна почувствовала, как тяжкий груз свалился с нее. Ей захотелось смеяться и дурачиться. Она нормальна! Голова ее работает, и да здравствуют чудеса!
— Яша, — спросила она мужа как можно серьезнее, — почему ты все скрываешь от меня? Неужели я не заслужила твоей откровенности?
— Я? Да господь с тобой, с чего ты решила, мышка моя ученая?
— Яша, — строго сказала Ирина Сергеевна, — я начинаю сомневаться, что мы действительно доверяем друг другу.
— В каком смысле? Что ты имеешь в виду? — удивился Яша, сразу забыв о черной папочке, которую держал в руке.
— В самом прямом. Почему ты не предупредил меня, что покупаешь новую машину? Или это такой пустяк, который не стоит того, чтобы его обсудили с женой?
— Я что-то, детка моя, никак не врублюсь, как говорят нынче продвинутые пипл. Это что, шутка такая?
— Да нет, милый. Я не шучу. Мне, если откровенно, обидно, что ты даже не предупредил меня о такой покупке. Это все-таки машина, а не полкило сосисок. Я даже не настаиваю на праве голоса в выборе модели, ты это лучше понимаешь. Но все-таки предупредить-то по крайней мере ты мог. А то прихожу домой, а тут новенькая «тойота»… Что я могла подумать?
— Я? Купил? Новую машину? Больше ты ничего не придумала? Я думаю, на что купить новую помпу для нашей старушки «вектры», хоть в кредит ее проси, — а ты — новая машина! Очень остроумно.
— Яшенька, какая шутка? Какое остроумие? Вот, смотри, ключи и документы на серебряную «тойоту», которая стоит у подъезда. Яша, я безумно волнуюсь. Это же тысяч сорок долларов, не меньше. А может, и больше. Признайся, ты обокрал банк? Не бойся меня, признайся смело, я не донесу, даже и не сомневайся. Наоборот, буду только гордиться тобой. Я ведь, если честно, всегда втайне мечтала, чтобы ты обокрал банк. Доказал, что ты настоящий мужчина.
Яша посмотрел на жену диким, ничего не понимающим взглядом, трясущимися руками взял документы и долго беззвучно шевелил губами, читая техпаспорт. Он еще раз посмотрел на жену, и глаза его округлились.
— Иринка, что это значит? Может, ты получила Нобелевскую премию и скрываешь от меня?
— Только меня в Стокгольме и ждали. Уже выстроились в аэропорту во фраках и с чеком. — Она не выдержала и расхохоталась.
— Что ты смеешься, может, ты поделишься со мной, над чем можно смеяться, когда под окном стоит краденая, наверное, машина с фальшивыми документами?
— Нет, Яшенька, она не краденая, но происхождение ее куда более фантастично. А чтобы ты был готов выслушать ту невероятицу, что я тебе сейчас поведаю, пересчитай, пожалуйста, деньги у меня в сумочке.
Яша щелкнул запором, рот и глаза его округлились еще больше и стали похожими на саму открытую сумочку.
— Да тут…
— Не так много для двух нищих ученых. Двадцать пять тысяч рублей, три тысячи долларов и столько же евро. А теперь приготовься выслушать то, что в сознание не укладывается, быть не может и, тем не менее, случилось. Поэтому давай откроем наши головы и попытаемся всунуть в них то, что в них поместиться не может ни по каким законам здравого смысла. Да, эгоистичная дура, забыла тебя спросить, ты есть хочешь? Погреть тебе картошку с сосисками?
— Господь с тобой, Иринка, какая еда, какие сосиски могут быть в доме владельцев роскошной «тойоты»… Только вырезка, балык и марочное вино…
— Господь действительно с нами, Яшенька мой любимый, ты даже не представляешь, в какой степени ты близок к истине, но я вовсе не уверена, что мы сможем успешно пронести свой крест…
— Иринка, ты…
— Не торопись, это долгая история, нам все нужно как следует обдумать и решить, возложим ли мы на себя этот крест. Пройти Голгофу ведь не так-то просто.
— Ты права, мышка моя, тем более что у евреев с крестом особые отношения…
— Яша, я не шучу. Слушай внимательно.
Рассказывала Ирина Сергеевна долго, стараясь не пропустить ничего, и муж ее не перебивал. Он смотрел на нее как завороженный и, казалось, даже не мигал.
Когда она закончила, она спросила:
— Ну, и что ты думаешь?
— Я еще не могу думать, моя жалкая голова еще долго будет стараться переварить то, что ты рассказала, и я вовсе не уверен, что она вообще сумеет это сделать. Одно я могу сказать. Одна и та же галлюцинация двум разным людям не приходит в голову, да еще одновременно и схожая при том в мельчайших деталях. Я инженер, и если я вижу, что какая-то машина работает, что-то производит, то, что я могу пощупать и измерить, я прихожу к выводу, что машина реальная и реально работает. А то, что она по всем нашим понятиям работать не должна и не может, приходится отбрасывать. Или нужно использовать большевистскую логику: этого не может быть, потому что не может быть никогда.
— Да, Яшенька, я понимаю. Но почему я? Среди миллионов людей. Или миллиардов. Я же самый обыкновенный человек и…
— Нет, Иринка, во-первых, ты необыкновенная, я знал это всегда…
— Позволь мне усомниться в твоей объективности…
— А во-вторых, нам просто не дано понять промысел божий. В нашей жизни и вообще-то трудно разобраться, а уж о промысле божьем и говорить нечего…
— Значит, ты веришь, что все это правда, абсолютно нереальная реальность?
— Конечно, верю. Больше ведь ничего не остается. Через десять минут мы пойдем и прокатимся на «тойоте», и тогда окончательно решим, настоящая это машина или муляж. Фикция. Мираж. Фантом. Плод нашей совместно воспаленной фантазии. Попытаемся сесть в машину и, если все это вздор, плюхнемся задами на асфальт. В фантазию же не усесться. И не надо бояться, худшее, что может случиться, мы слегка поцарапаем наши задницы о тротуар. Ну, еще прохожие посмотрят на двух психов. Но это-то как раз меньше всего удивляет в наше время.
— Пойдем. Да, чуть не забыла тебя спросить, как твои суставы на пальцах правой руки? По-прежнему болят при сгибании?
— Почему ты вдруг вспомнила? Рановато, конечно, ревматизм подбирается ко мне, но, боюсь, это уже навсегда. Патентованные таблеточки тут не помогут. Не стало бы хуже.
