«САМ, прости. Еще раньше началось. Иудой, который продал и предал Христа. За сделкой Иуды, кроме экономики, политика, преступление против Бога и народа».
«Да».
«САМ, САМ, а приговор Понтием Пилатом Иисуса Христа к распятию — преступление государства перед Духом…»
«Почему было сказано о ротшильдизации и пальмерстонизации? Финансы в их магнатском проявлении ежедневно находят Иуду, чтобы продал и предал Христа. Государство в лице законоисполнителя ежедневно приговаривает Христа к смерти и распинает».
«САМ, САМ, мрак… Но не везде же. Ведь существует три мира».
«Каких?»
«Олицетворяемых Индией, Россией, Америкой».
«Их больше. Но куда ты дел самый сущий — астральный? Только в астральном мире нет примата экономики и производных ее, в частности, эксплуатации и насилия над духом».
«САМ, САМ, не разделяю».
«Ты слушай. Черная победа экономики над духом — земное явление, временное. Дух неодолим. Он отходит в тень, терпеливо ждет пробуждения, затем — искупления и возрождения в духе».
«САМ, САМ, как найти согласие социализму, империализму и странам третьего мира?»
«Я удалился. Я устал».
«Почему ты устал? Почему не устают индийские боги?»
«Люди всегда стремятся переложить чувство ответственности на богов и властеосуществителей, вместо того чтобы бороться и мыслить самим. Сейчас эпоха ответственности народов. Работают и воюют они. Автократ бессилен, всевластие нейтрализуется, если народ самовитый. Ох, нет покоя».
«САМ, САМ, я ведь с бедами… Не выговаривай, пожалуйста. Ну, а сексрелигия и генофондизм действительно могут спасти человечество?»
«Сказано все».
«САМ, САМ, погоди. Хочу ТЕБЯ лицезреть».
53
Чем дольше Курнопай ждал, тем явственней чувствовал, как полнится безмолвием его сознание. И хотя он противился непрошеной идее, будто бы вел мысленный разговор с самим собой, пока мог отвечать, ему подумалось, что он застрял именно на том, чему не находил законченного ответа.
Однако обнадеживал Курнопая, что он беседовал не с самим собой, жар, которым был пронят весь его организм и особенно область сердца. Под влиянием этого жара он свесил голову в круг и посвечивал фонариком. Прорисовалась невесть откуда взявшаяся конструкция. Попробовал ее на ощупь. Холодок металла. Когда отводил руку, задел за что-то. Стеклянисто мерцая, в темную глубину размоталась лестница.
Спускался. Лестница потягивалась, облегала тело, заботясь о том, чтобы он не сорвался.
Едва спуск утомил Курнопая, его нога нашарила деревянную по звуку шороха вещь. Красно вспыхнули лампионы, прикрепленные к ножкам кресла. Он примостился в кресле, лампионы потухли. Установилась вопрошающая тишина. Метрах в ста от него, может, в километре, реяли вроде бы качели. На качелях, трудно уследимый в очертаниях, мерещилось, летел кто-то белый. Длиннобородый вроде, удлиненный в туловище старик, окутан тогой, тога так и никнет к нему, время от времени отпрянув, мучительно полощется, словно сюда неведомым подземельем пробиваются ветры океана.
Брунжание, схожее со шмелиным, возникло под сиденьем. Курнопай тревожно поворачивал голову, чувствуя, как чем-то прочным вблизи замыкает его тело. Тлеющий огонек, розово-фиолетовый, в цвет кусту весенней будлеи, появившийся перед ним, обнаружил голубой шар, в нутро которого его заключило.
Он не растерялся. Дышалось легко, да еще повеяло знойным запахом дрока, и ему невольно поблазнилась гора, отраженная в Огоме, где вихрились желтые зарева.
Качели продолжали реять, но отдаляясь, и не было на них длиннобородого старика в тоге, а пошатывался высокой спиралью змей. Стального отблеска три клювастых головы производили впечатление спаянных.
Цикадный треск близ локтя заставил Курнопая прислушаться. Вполне вероятно, включилась радиосвязь САМОГО. Как он был разочарован, как неистовствовал, ударяя кулаками по ручкам кресла, когда в капсулу начал выталкиваться хохоток Болт Бух Грея, согретый всепрощением. Что священный автократ не обратил внимания на Курнопаеву ярость, даже не отразилась в его подначке:
— Ну и что? Тебе открылись пружины существования, идеи, в корне изменяющие мир?
— Прочь! — крикнул Курнопай.
— Остынь, милый Курнопа-Курнопай. Разрешение противоречий в нас самих. По-моему, я говорил тебе о законе невыясняемости жизни? Напомню смысл закона, нами же, человеками, непроизвольно сотворенного. Мы так запутали природу Природы и свою собственную, что до первоначальности нормальной природы Природы и природы человека пока не дорыться. — Он вздохнул. — Понимаю тебя. Не приемля что-либо, ты стремишься найти возможность для усовершенствования механизма общества Самии. Не уверен, что твое стремление всегда сознательно. К несчастью, интуицией не заместить разума. Напрасно ты ищешь вовне для того, дабы понять правителя и действие системы державного и религиозного порядка, вливаемых правителем в общество. Ты ищи в себе ради общего блага. Покуда ты растил мечту проникнуть к САМОМУ, я находился в очередном духовном поиске ради блага Земли и всего человечества. Я мог бы почивать на лаврах. Не чьи-либо, мои творения глобального порядка: сексрелигия, генофондизм, герметизм. В чем ошибка бытия людей на Земле? Как выдраться из непроходимых джунглей сей ошибки? Видишь — ты молчишь. Кого-либо другого не посвятил бы в свою находку, тебя посвящу. По инерции. Преклонение тоже обладает инерцией. Моей пунктуальностью в сем вопросе ты должен проникнуться хотя бы потому, дабы пожалеть свои страдания в поисках праведных истин и мое упорство в высветлении твоего сознания, чему нет ожидаемых мною результатов. Мыслители, правители идеального порядка за последние века вели людей к обществам сравнительно справедливого экономического равенства. Такие общества созданы, создаются. Но история выявила, что улучшение экономики не ликвидирует человеческих неустройств, пороков, унижений, войн… Скорей увеличивает их. Фашистско-капиталистическая реакция на социализм, создание атомной бомбы… Никто пока не умел предвидеть последствий своих самых гуманистичнейших побуждений и действий, как скажем я. Спасибо огромное за урок мудрости в связи с тем, что я не предвидел скрытых опасностей курса на три «Бэ». Тоже, понимаешь ли, я впал в социальный экономизм как в панацею от всех бед. Коренным образом он сути не меняет. В Германии Гитлера жилось благополучно в смысле материальном. Отнюдь не выше материальное удовлетворение сегодня в республиканской Франции, чем в монархической Дании и Японии, в суперимпериалистических Соединенных Штатах Америки… Тито, Сталин, Мао были социалистическими диктаторами, но положение и довольство народов Югославии, России, Китая было весьма различно. Латинская Америка — зона свирепейших президентов, тем не менее о президентах, подобных Жанио Куадросу, Жоао Гуларту, мог бы мечтать народ любой страны. На мой взгляд, представитель хваленой североамериканской демократии президент Гарри Трумен своим приказом бросить атомные бомбы поставил себя на лестнице подлостей ниже всякого фашистского деспота. Если человечество погибнет, то ни кто-либо открыл ему путь в никуда — Трумен. Я веду твой мятущийся мозг, Курнопа-Курнопай, к тому, что лишь общества психологического равенства, независимо от их вывески, зачастую рекламной либо назывной, сумеют давать народам истинное удовлетворение от жизни. Такое общество я строю в Самии. Оно будет именоваться обществом симпатиатов. О трех базисах постройки общества тебе известно: сексрелигия, генофондизм, герметизм. Объединительный для них базис — симпатиатство. Что подразумеваю? Воспитание граждан державы САМОГО в духе симпатии, приязни, невражды друг к другу. Нет религий, идеологий, экономических структур лучше, умнее, справедливей, честней… Все частичны в своих устремлениях, в отстаивании интересов. Все они так либо иначе индивидуалистичны, агрессивны, несправедливы в смысле равенства разного рода, потому что думают о своих якобы преимуществах и навязывают их. Я создаю дополнительную основу для мира между идеологиями, религиями, социальными структурами, то бишь народами, группами граждан, отдельными индивидуумами. Как сейчас? Страны обожают нос друг перед дружкой драть: «Мы самая комфортная страна!», «У нас самые высокие горы!», «У нас больше всего на душу населения стали, телевизоров, рогоносцев, бюрократов, служащих сервиса, небоскребов, космических кораблей». И еще: «Мы первыми придумали цифры!», «Нам принадлежит Библия», «Нашим гением создан двигатель внутреннего сгорания», «Мы дали миру Наполеона, импрессионистов, комика Фернанделя». Все это ничтожная похвальба. Должны быть душевные предпосылки для симпатии, дружбы, доброжелательного взаимодействия, национальной скромности, а не предпосылки для вражды, ущемления, спеси, мщения… Ничто не имеет оснований для гордыни, заносчивости, преимущества… Вчера отличились греки, сегодня — колумбийцы, завтра — бирманцы. Все лучшее на земле становится общим. Да, я священный автократ, маршал, миллиардер… Но что я без фермера, солдата, рабочего, клерка? Ничтожество. Неприятие строится на разнице талантов, богатств, положений, национальностей… Это трагическая ошибка драть нос перед другом, воевать друг с другом, унижать друг друга. Нет ничего лучшего для людей, чем симпатизировать друг другу. Ты молишься другому богу, у вас другая форма собственности и лица, вы ничего не внесли в сокровищницу интеллекта, однако тебе, вам я обязан симпатизировать, потому что побуждение к доброжелательству не приводит к распре, неравенству, к войне. Никто, будь отдельный человек либо народ, не может думать: «Я лучше тебя», «У меня больше прав», «Я тебя проучу», «Вы не так пользуетесь вашими ценностями». И личности, и народу необходимо до неизбежности думать: «Я такой, как ты, только я умею делать деньги, ты пасти овец», «У нас равные права перед историей, счастьем, естественной смертью», «Я, несмотря на то, что ты по неведению либо намеренно причинил мне боль, я не стану тебе мстить и тонкостью манер приведу тебя к раскаянию, и ты возвысишься сердцем и умом». Воспитываться симпатиатство будет во всех. Социальный экономизм не решил проблемы разобщения людей, лежащей в основе личной, межгосударственной, глобальной вражды, напротив — увеличил разобщение. За экономизмом, мною не отрицаемым, полпланеты забыло о значении воспитания. Махатма Ганди доказал, что можно привить целому народу принцип ненасильственной борьбы. Стремление к ненасилию, само ненасилие мы пригребем к симпатиатству как часть того, что составит его мораль, культуру. При довольно-таки привлекательной цельности духа ты мог бы стать одним из первых симпатиатов земшара. Я собирался поселить тебя в одном подъезде с барменом Хоккейной Клюшкой, с министром Бульдозером, с Кивой Авой Чел… Мы не разводимся, она упросила меня жить по отдельности, мы в сущности уже обитаем порознь, симпатиатство требует уважения к свободе воли, а также великодушия, если даже оно будто якорь линкора в твоем горле. Симпатиатство — благородные уступки, добрососедство, непринесение ущерба самолюбию, неущемление профессиональных интересов, творчества, коллекционирования, признание абсолютного права на личное имущество, будь то зубочистка, либо машиностроительная компания, либо океанская ферма на северных островах Самии, где разводят каланов… Ты слушаешь, Курнопа-Курнопай?
