Мне показалось, что они совсем недалеко, эти горы и скалы, хотя я прекрасно знал, сколь обманчивы подобные впечатления, но чувствовал себя полным сил и решимости, которых позже может и не оказаться. Мало ли как ситуация в деревне и вокруг изменится? Вдруг нельзя будет оставить подопечных? А сейчас вроде все тихо да спокойно. Надо ловить момент удачи. И погода прекрасная для полетов – на горизонте ни облачка. Такое здесь редко бывает. И высоту набрал отличную… Такое стечение обстоятельств может и не повториться. Стоит ли обрекать себя на сожаление об упущенных возможностях?
И я направил полет в сторону Белых скал.
В кровь впрыснулся адреналин, я почувствовал прилив сил и вдохновения, мне даже захотелось петь, и я что-то принялся мурлыкать, но здравый смысл не желал затыкаться даже под натиском адреналина.
«Хорошо, – бубнил он, – зону боев и Разрыхления почв ты таким образом минуешь, ты не разложишься заживо на ходу, не превратишься в удобрение для леса, но как ты собираешься избегнуть огнемета, о котором предупреждал Леший? Да, между лесом и биостанцией имеются живые контакты, но все работники биостанции подвергаются регулярной и мощной санобработке, хотя их контакты с лесом точечны. Я не боюсь санобработки, но я – исчадие леса, напичканное бактериями и вирусами, которые нашим биологам и в кошмарном сне не могут присниться. Одно дело – открыть ящик Пандоры, и совсем другое – затолкать его прежнее содержимое обратно, потому что оно давно уже не прежнее, а разрослось и мутировало в неизвестном направлении. В лучшем случае меня посадят в бокс и станут исследовать, что я на себе и в себе принес, в худшем – сожгут огнеметом, дабы пресечь опасность заразы в корне. Это на кого нарвешься. А если перепрыгнешь через зону Управления, через горы в цивилизованный мир, то и на самом деле можешь послужить причиной вымирания человечества. А даже если и нет, такое страшилище лесное сразу сдадут стражам порядка, а уж они найдут управу и способ рот заткнуть. А мне бы плохонького журналистика – с моей информацией и плохонький звездой станет. Только как до него, до плохонького, добраться?…»
Мысли мыслями, но я и местность изучать не забывал: если встал на тропу выживания (не будем произносить нехороших слов про войну), то надо представлять, где твой отряд находится.
Лес простирался с одной стороны до горизонта, и конца ему я не видел, а с другой упирался в Белые скалы. Я даже вспомнил карту с его зеленым пятном и тремя красными «З» на нем. Но карта и есть карта – условное обозначение. В натуре все это выглядело совсем иначе – ошеломляюще. Я ощутил себя даже не мурашиком, а пылинкой. Однако это неконструктивные эмоции. А конструктивно – засечь лиловые пятнышки на зеленом. Это были либо озера для Одержания, либо холмы для трансформации-генерации живности. Возможно, и еще какие-то технологические сюрпризы под этими облаками скрывались? Суть в том, что эти пятна обозначали зону интересов Хозяек Леса и точки приложения их энергии. Нам от них следовало держаться подальше, чтобы не попасть в оборот, а с другой стороны, на этих пятнах мне удавалось набирать высоту, цепляясь за восходящие потоки. То есть я двигался зигзагами и высоту держал хорошую. Пятен было много – Подруги круто взялись за дело Одержания и Слияния, что частично объясняло их временно слабый интерес к нашей деревне. Продли, Лес, эту ситуацию подольше.
Горы выросли, хотя я чувствовал, что до них оставалось еще далеко. Пешком было бы очень далеко, а тут со скоростью ветра, скорректированной прочими аэродинамическими факторами.
В какой-то момент, я даже не заметил откуда, рядом появился попутчик. Это был большущий орел или орлан – никогда не мог толком разобраться, какая между ними разница. Непонятно, что делает тут горный житель. Ветром занесло или Хозяйки на меня натравили? Взгляд его мне не понравился.
– Отвалил бы ты! – сказал я ему. – Небо большое, места всем хватит, а столкнемся, обоим не поздоровится!… Как твои птенцы без тебя расти будут? Ты вообще кто – мужик или баба? Как вас различать-то? Или тоже гиноид, какими всех тут пытаются сделать?
Орел Орланович (или Орлица Орлановна?) отвернулся от меня.
– Попутного ветра и восходящих потоков! – вежливо пожелал я потомку птеродактиля, но он меня уже не слышал, стрелой ринувшись вниз.
«Сам-то ты наешься, – подумал я, вспомнив об излучателях, перекрывающих вылет птиц из зоны леса, – а вот к птенчикам тебя могут и не пустить…»
А я летел и запоминал, пытался фотографировать в памяти, переводить виденное в карту. Военная картографическая разведка называется.
Я представил кучку своих деревенщиков и прикинул масштабы деятельности Подруг – мне стало не по себе: силы были несопоставимы. И на кого мы замахнулись?!
А потом перед моим мысленным взором возник клин деревенский: впереди я лечу, траекторию задаю, справа Колченог, а слева Кулак – шерсть на носу развевается по ветру, а за ними и все население деревни – бабы, мужики, девки, подростки, дети… А замыкают клин Староста и Лава, как самые сознательные и умные. Ежели кого в сторону поведет, мне свистнут (свистульки надо сделать!), и я уж как-нибудь верну заблудшего в строй… И вот прилетаем мы на главную площадь Управления, приземляемся и говорим сбежавшимся управленцам:
– Исследуйте нас как хотите, изучайте сзаду и спереду, изнутри и снаружи, хотите – в парке нас разместите, хотите – в больнице, только не позволяйте этим сумасшедшим бывшим теткам кастрировать нас! Если позволите, то они и до вас скоро доберутся…
И берут нас под белы рученьки, и ведут на санобработку, а мы не против, мы чистоту любим – и внешнюю, и внутреннюю… Мы никому мешать не будем, потому что это главный закон нашей жизни – не мешать!…
Однако пришлось вынырнуть из грез – уже вечерело, и мне пора было принимать решение о посадке: то ли и правда на площади Управления приземлиться, то ли в горы податься – не за каждым же камнем там пограничник-охранник сидит. Переночую, а потом «утро вечера мудренее», как в сказках сказывается. Я был существенно выше обрыва над лесом, с которого начиналась территория Управления, и мне не составляло труда пойти на посадку. Но можно было еще и завернуть к диким горам. Я оглянулся и заметил на полупрозрачном крыле симпатичненькие розовенькие пятнышки, похожие на конопушки. Глянул на себя – пузо мое украшали такие же конопушки. Прилетели… Мне не надо было объяснять, что сие означает, – уж столько раз в фильмах приходилось обнаруживать свет лазерного прицела на себе и своих партнерах. Ясно, что современные прицелы не нуждаются в такой демонстрации собственного присутствия, но такова была киношная условность. Да и не только киношная: в реальности таким образом потенциальной жертве давали возможность исправиться. Последнее, так сказать, предупреждение…
