— Как все это скверно, — пожаловался он. — Даже не знаю, как нам быть. Шесть пунктов программы, проблемы с увольнениями… И потом, это ломает нам весь план работы. Я объяснил полковнику Уэсткоту, что если его Департамент всерьез намеревается сохранить все в тайне, пусть делают это на должном официальном уровне. В противном случае мы вскоре предоставим своему начальству полные комментарии. Кажется, он уяснил мое положение. Но клянусь жизнью, не вижу, что в этом деле может заинтересовать Службу Безопасности.
— Вот не везет так не везет, — заключила Джанет. — А мы-то надеялись, что вы, поговорив с полковником, узнаете что-нибудь и поделитесь с нами.
Со стороны жизнь Мидвича в эти дни казалась безукоризненно спокойной. Но стоило одному из подводных течений вырваться наружу, и проблемы обрушились лавиной.
После заседания, преждевременно свернутого из-за миссис Либоди, комитет приостановил дальнейшую деятельность по наведению порядка в деревне. После непродолжительного отдыха миссис Либоди предложила считать досадный инцидент случайностью, на что все немедленно и с радостью согласились. Но вот в один из мартовских дней священник из Трейна, сопровождаемый своей женой, на машине доставил ее домой. Они встретили ее, как объяснил он мистеру Либоди с некоторым смущением, на рынке, где досточтимая дама проповедовала, взобравшись на перевернутый ящик..
— Проповедовала? — в удивлении мистера Либоди была изрядная доля неловкости. — А… о чем?
— О, это было нечто фантастическое, — туманно ответил священник.
— Договаривайте, я должен знать. Да и доктор наверняка заинтересуется.
— Ну, это очень смахивало на призыв к покаянию перед судным днем. Жителям Трейна якобы следует немедля покаяться и молить всевышнего о прощении в страхе перед муками и геенной огненной. Довольно пораженческие мотивы, сказал бы я. И венчал все это строгий запрет на любые контакты с жителями Мидвича, уже вкусившими божьей кары за грехи свои. Если же Трейн недостаточно серьёзно отнесется к ее словам, наказание постигнет и его.
— О, — едва сдерживая себя, сказал Либоди, — а она не сказала, какую форму примет наказание?
— Грешников ждет божья кара в облике детей. Последнее утверждение вызвало со стороны слушателей поток сквернословия. Правда, как только моя жена обратила их внимание на… э-э… состояние миссис Либоди, страсти улеглись. Тем не менее, все это весьма печально. А вот и доктор Уиллерс! — воскликнул священник с облегчением.
На следующей неделе миссис Либоди облюбовала в качестве трибуны нижние ступеньки Военного Мемориала. Стремясь соответствовать образу, она облачилась в одежды из дерюги. Босая, с посыпанными пеплом волосами, она торжественно вещала о мрачном будущем, уготованном человечеству.
К счастью, в это время на улицах безлюдно, и миссис Брант удалось проводить ее домой до того, как проповедница окончательно вошла в раж.
Слухи об этом скоро расползлись по всей деревне, но содержания речи никто не знал.
Немного времени спустя последовала новость: миссис Либоди по рекомендации доктора Уиллерса отправилась в санаторий — отдохнуть и подлечиться. Это известие было воспринято скорее с жалостью, чем с удивлением.
В середине марта Алан и Ферелин впервые после свадьбы посетили Мидвич. Пока Ферелин дожидалась отставки Алана в маленьком шотландском городишке, мачеха не решалась беспокоить ее положением дел в Мидвиче. Теперь же это пришлось сделать.
Озабоченность Алана еще углубилась, когда он узнал все. Ферелин слушала не перебивая, лишь изредка поглядывала на мужа. Она первой прервала молчание:
— У меня такое чувство, будто это чья-то глупая шутка, — она замолчала, пораженная неожиданной мыслью. — Какой ужас! Ведь это может быть основанием для развода… Дорогой, ты же не хочешь развестись со мной?
М-р Зеллаби наклонился, с удивлением глядя на дочь, Алан нежно обнял Ферелин.
— Мы еще немного повременим с этим, ладно? — мягко спросил он.
— Любимый! — выдохнула Ферелин, крепко сжав его руку.
Она повернулась к Анджеле и попросила рассказать о памятном совещании во всех подробностях. Полчаса спустя они вышли, оставив мужчин наедине.
Алан дождался, пока дверь плотно закрылась.
— Знаете, сэр, по-моему, это удар под дых.
— Вы правы, юноша. Подверженность предрассудкам — болезненное свойство человеческой натуры. Я говорю о нас, мужчинах, с женщинами дело обстоит еще серьезнее.
— Это ужасный удар для Ферелин. Да и для Анджелы, — поправился Алан. — Конечно, Ферелин вряд ли сразу поймет все детали, в такие вещи нужно вникнуть.
— Дорогой мой, — сказал Зеллаби. — Как муж Ферелин вы имеете право составить о ней любое мнение. Единственное, чего нужно избегать — для вашего же собственного спокойствия — это ее недооценки. Уверяю вас, она поняла много больше и глубже, чем вы считаете. Просто она немножко схитрила. А ее озабоченность сыграна для вас, на всякий случай, так вы станете больше о ней беспокоиться.
— Вы так думаете? — уныло спросил Алан.
— Да. Более того, ее поведение вполне благоразумно. Чрезмерные волнения утомительны. Лучшее, что может сделать человек в подобной ситуации — это определить причины беспокойства и предпринять необходимые практические шаги.
Я исхожу сейчас из своего богатого опыта. Вы даже не представляете, сколько старинных поговорок, цыганских предсказаний припомнили в деревне за последние месяцы. Все женщины превратились в ярых собирательниц фольклора. Они усвоили, что в их положении опасно проходить через кладбище в ночь на пятницу и самоубийству подобно носить зеленое. Что если оброненная игла втыкается острием в пол, то непременно будет мальчик. Как замечательно, правда? Я даже подумываю о том, чтобы собрать все эти перлы да и подсунуть с серьезным видом своим издателям — возможно, тогда они наконец оставят меня в покое…
Повинуясь долгу вежливости, Алан поинтересовался, как продвигается работа д-pa Зеллаби. Тот грустно улыбнулся.
— «Британские огни» я должен завершить к концу месяца — по договору. По сути же готовы только три главы, и если бы я помнил, о чем там идет речь, то, вероятно, счел бы их устаревшими. Так много всего произошло!
— Чему я поражаюсь больше всего, это как вы ухитрились сохранить в тайне все происходящее. Это же адова работа!
— Так оно и есть, — подтвердил Зеллаби. — Пришлось попотеть. Впрочем, нам на руку сыграл фактор, который я нарек «эффектом голого короля» — слишком уж необычна правда, чтобы в нее верить. Но заметьте, в Онили и Стоуче циркулируют упорные слухи о Мидвиче, хотя — благодарение богу! — о действительных масштабах событий там не имеют понятия. Говорят в основном о том, что мы все якобы приняли участие в некоем старинном и предосудительном действе накануне Дня всех святых. Некоторые отворачиваются, когда мы проходим мимо.
