Пройдя двухмесячную подготовку в Каракумах, Ерко с легким сердцем закинул свой вещмешок в грузовой отсек челнока, доставившего новобранцев на окололунную орбиту. Там молодым бойцам пришлось перебраться в грузовой отсек старенького «Урала», где было не так комфортно, как в челноке, но все равно весело. Семь тяжеловесных и неповоротливых «Уралов» в свое время обеспечивали снабжение немногочисленной марсианской колонии, пришедшей в упадок и запустение задолго до вторжения траггов.
В Марсопорте новобранцев разделили на группы и развели по десантным ботам.
Николай не сразу понял, куда угодил. Даже после того, как бот приземлился и вместо бетонного покрытия летного поля Ерко ступил на крупный, чуть красноватый, сыпучий марсианский песок, он все еще надеялся на лучшее.
Сырой провал по форме напоминал лунный цирк диаметром в три с лишним километра и глубиною более ста пятидесяти метров. Центральную его часть заполняла непроходимая топь зыбучих песков. Позиции противников располагались по разные стороны провала, прикрытые невысокой каменной грядой, тянущейся по окружности кратера. Противостояние продолжалось без малого восемь месяцев. Попытка форсировать зыбучие пески на дне кратера была заранее обречена на провал. Фланговый маневр также не мог принести удачу: чтобы добраться до позиции противника в обход каменной гряды, штурмовому отряду пришлось бы пройти не менее пятисот метров по гладкой как стол равнине. Противники то и дело обменивались артиллерийскими ударами, но дальше этого дело обычно не шло. Если одна из сторон и предпринимала какое-то активное действие, то это была не массированная атака, а, скорее, попытка прощупать тот или иной участок обороны противника, который казался уязвимее других.
Спустившись с песчаной возвышенности, новобранцы увидели казармы, собранные на скорую руку из металлопластиковых щитов. В подобных условиях трудно было рассчитывать даже на минимум бытовых удобств. Солдаты спали в гамаках, подвешенных в три ряда в длинном, узком помещении казармы. Днем гамаки убирали, и спальное помещение превращалось в огромную бытовку, где каждый занимался своим делом. Чтобы создать хотя бы иллюзию уединения, солдаты использовали самодельные раздвижные ширмы.
Ситуация вокруг Сырого провала не устраивала никого из вновь прибывших: ни тех, кто всерьез рассчитывал покрыть свои пока еще чистые погоны боевой славой, ни тех, кто надеялся отсидеться в тихом уголке, чтобы потом, вернувшись на Землю, с гордым видом рассказывать о подвигах, о доблести, о славе. Они были не первыми, кто испытал острое разочарование, увидев Сырой провал. Но, как и многие другие до них, новички вскоре привыкли к жизни в постоянном ожидании неизвестно чего, под истеричный вой вражеских снарядов, которые не зря окрестили бэншами.
Уяснив, что корректировщик компьютерных программ в Сыром провале не нужен, Ерко не сказать чтобы очень уж расстроился. Он просто потерял всякий интерес к тому, что происходило вокруг. Николай исправно выполнял свои служебные обязанности, а в свободное время сидел на табурете в углу, вперив взгляд в неровные складки металлопластика на потолке. Прекрасно понимая, что изменить что-либо не в его силах, он просто ждал. Ждал, когда всему этому придет конец. Война превратилась для него в один изматывающе длинный день, наполненный воем бэншей, грохотом близких разрывов снарядов, криками командиров, отдающих приказы, руганью солдат, пытающихся их выполнять, и опустошающей душу тишиной, когда внезапно наступало затишье и начинало казаться, будто весь мир провалился в бездонный ужас безмолвия.
Единственным, что выводило Ерко из себя, был мелкий красноватый песок, лезущий во все щели, забивающийся в каждую складку. Укладываясь спать, он подолгу тряс свой спальный мешок в тщетной надежде избавиться от песка. Николай дергал спальник за углы с такой силой, что, казалось, тонкая теплоизоляционная синтетика вот-вот с треском разорвется посередине. И все равно едва только Ерко ложился в гамак, ему начинало казаться, что мелкий красный песок засыпает его тело. Сначала он пытался смахнуть его с себя. Но песка становилось все больше. Он лип к влажной коже, вызывая нестерпимый зуд, набивался в волосы, лез в нос, в рот, в уши...
Обычно именно в этот момент Ерко вздрагивал и просыпался. Какое-то время он лежал неподвижно, глядя в темноту. Ему казалось, что он все еще ощущает мучительное удушье, не в силах выплюнуть забивший горло песок. Николай проводил влажной ладонью по спальнику, чтобы удостовериться, что на нем нет песка. Только после этого он натягивал край спальника до подбородка и закрывал глаза. Но вместе с обволакивающей сознание дремой возвращался кошмар, в котором Ерко видел себя погребенным под слоем марсианского песка.
В иную ночь таких приступов бывало три, а то и четыре. Наутро Ерко вылезал из гамака совершенно разбитый, с отекшими от бессонницы веками.
Он никому не рассказывал о своей проблеме со сном. Даже когда на третьем месяце его службы в роту наведался полковой психолог, Ерко не стал ни на что жаловаться. Он не верил в то, что врач был в состоянии понять, что с ним происходит, а значит, и помочь ему он не мог.
* * *«Шах» — так, бог уж знает, по какой причине, солдаты Сырого провала прозвали легкий галлюциноген, который буквально витал в воздухе в окрестностях казармы. Для того чтобы собрать его, достаточно было под вечер расстелить на земле, где-нибудь поближе к краю провала, махровое полотенце. Через несколько часов на ворсинках оседала мельчайшая пыль, вместе с потоками нагретого за день воздуха поднимавшаяся со дна кратера. Пыль нужно было аккуратно перенести в небольшую емкость, залить водой и как следует потрясти минут десять-пятнадцать. Затем следовал нехитрый химический процесс с использованием общедоступных реактивов, включавший в себя экстракцию с последующим выпариванием. Сухой осадок, оставшийся на дне емкости,собирали на полимерные фильтры для респираторов. Это и был «шах» — в чистом виде.
Начинающий биолог, волею случая, судьбы или кого-то из старших офицеров оказавшийся в свое время в составе 12-й роты, высказал гипотезу, объясняющую удивительные свойства пыли, поднимающейся из кратера. Все дело было в осевших на ней микроспорах серого марсианского лишайника, росшего среди зыбучих песков на дне провала. Споры содержали в себе химическое вещество с трехэтажным названием, которое, воздействуя на лобные доли мозга, вызывало причудливые видения. Теория была любопытная, но заниматься ее доказательством под огнем противника никто не собирался. Солдатам было достаточно того, что «шах» давал возможность быстро и без видимого ущерба для психики расслабиться, забыть о войне, о траггах, о марсианской пустыне и о самом Сыром провале. Действие стандартной дозы «шаха» продолжалось не больше минуты, но человеку казалось, что он несколько часов пробыл в волшебном иллюзорном мире. И, что самое главное, галлюцинации никогда не перерастали в кошмар. Мир видений, в которые погружался человек, принявший «шах», был на удивление безопасен и светел.
