Впрочем, стоит признать, что мне еще крупно повезло — Нолли действительно красивая и умная. А поэтому многие в клане мне завидуют… Думаю, среди моих товарищей найдется немало желающих поменяться со мной местами. Вот только проблема в том, что разорвать наш союз уже нельзя — это могли бы сделать наши отцы (и то при наличии веских причин), но они, к сожалению, оба уже мертвы: отец Нолли погиб, когда ей было всего пять лет, а мой — год назад.
Конечно, верховный священник, премудрый Сарель, имеет право отменить брачное соглашение, но он на это никогда не пойдет. Во-первых, разрыв явится неслыханным нарушением древних обычаев, а во-вторых, самое главное, Нолли — его родная внучка, и он хочет для нее только добра. А с его точки зрения, настоящее добро для молодой эльфийки — выйти замуж за достойного эльфа и произвести на свет как можно больше хорошеньких, умненьких эльфят.
И я на роль мужа, по мнению Сареля, подхожу просто идеально — из древней, уважаемой семьи, имею влиятельных родственников в Совете старейшин (отважный Ноир, кстати, мой двоюродный дядя), молод, здоров, неплохо обучен, прилично воспитан. Что еще нужно для заключения брака и появления на свет потомства? Так что надеяться на помощь Сареля (да и всех членов клана) не приходится. Поэтому я никому и не рассказываю о своих мыслях — во избежание осуждения.
Меня понимает одна лишь мать, почтенная Таона. Недавно, когда мы были с ней дома вдвоем, она тихо прошептала: „Сынок, не все наши законы хорошие, но все они по-своему мудрые. В том числе и древний обычай заключать браки по договору. И твой отец, и отец Нолли не раз все обсудили, прежде чем ударить по рукам. Поверь — это хороший брак для наших семей. Недаром его благословил премудрый Сарель, а он ни за что не отдал бы свою любимую внучку за недостойного жениха. Так что смирись и радуйся, что тебе достанется такая замечательная эльфийка. Да и мне, честно говоря, Нолли очень нравится, я давно уже рассматриваю ее как свою невестку“.
— А как же любовь? — задал я давно волновавший меня вопрос. — Неужели ее нет, и все баллады про настоящее, всепоглощающее чувство — просто обман?
— Любовь… — вздохнула мать. — Конечно, она есть, и, возможно, сынок, ты когда-нибудь ее встретишь. Но запомни: личные чувства и брачный договор — очень разные вещи. Часто нам приходится жертвовать первым ради второго.
— А ты? — спросил я. — Тебе пришлось пожертвовать любовью?
— Да, — еле слышно прошептала мать. — Ты уже большой, Альмир, и я могу сказать: я любила другого эльфа, не твоего отца. Но моя семья решила, что моим мужем должен стать Тирель, и я, разумеется, покорилась. И, как видишь, не прогадала: наш брак оказался очень удачным — мы прожили с твоим отцом в любви и согласии почти двадцать лет, вырастили вас, наших троих сыновей. О чем еще могу я мечтать? Мне грех жаловаться на судьбу.
— А как же тот, кого ты любила?
— Клуур тоже смирился. Мы любили друг друга, но не осмелились пойти против воли наших отцов и старейшин клана. Стать изгоями — слишком суровое испытание, не каждый его вынесет… А через год после того, как мы с Тирелем поженились, Клуур ушел в дальний, опасный поход — шла война с гномами, и наш клан принимал в ней участие. Он не вернулся. Видимо, такова была наша судьба…
Мать замолкла и долго смотрела в окно. Я не стал ее ни о чем больше расспрашивать».
* * *
Господи, как болит голова! Я с трудом оторвался от подушки и сел на кровати. Ужасно хотелось пить. Так, где-то здесь у меня была припасена бутылочка минералки…
Я всегда ставлю на тумбочку возле кровати воду — как раз на тот случай, если проснешься и захочется пить. Идти на кухню неохота, а тут протянул руку — и все. Надо бы нащупать бутылку… Черт, ничего не видно (правильно, ночь на дворе, подсказал мне внутренний голос), придется все-таки включить ночник.
Я нашарил выключатель и нажал на кнопку. При слабом свете ночника осмотрел тумбочку — на ней ничего не было. Значит, придется ползти на кухню — в холодильнике должен быть запас минералки. Кстати, хорошо бы еще проглотить пару таблеток от головы, а то затылок просто раскалывается.
Я стал нашаривать тапочки. Вечно они куда-то убегают под кровать… Наконец я их нашел, надел и попытался подняться. Только бы жену не разбудить…
На кровати тихо посапывала Ленуля. Ленуля? Она же вроде как вчера уехала в Египет… Я повернул голову (далось это не без труда) — и вместо дорогой супруги увидел Верочку. Она спала, повернувшись ко мне спиной.
…Черт, черт, черт! Только этого не хватало. Мало того, что вчера нажрался, как свинья, так еще и притащил Верочку домой. Все, теперь мне точно конец. Ленуля как узнает, так таких пипюлей навешает, что… Я даже зажмурился от страха, представив будущие семейные разборки.
Ладно, будем, как говорится, решать проблемы по мере их поступления. Итак, первое — вода и таблетки от головы, второе — Верочка, третье — Ленуля.
Начнем по порядку. Я с трудом поднялся и, слегка пошатываясь (надо меньше пить!), поплелся на кухню. О, счастье — в холодильнике действительно оказалась бутылка минералки. Опорожнив ее наполовину и приняв две таблетки от головы, я начал вспоминать, что же вчера было и почему Верочка оказалась у меня дома. Да еще в супружеской постели…
…Вроде бы вначале все шло строго по плану. Шеф вызвал меня в кабинет, где уже сидели двое солидных товарищей. Как выяснилось, представители фирмы, занимающейся производством туалетной бумаги. Они выразили желание, чтобы мы придумали для них несколько оригинальных, запоминающихся и, главное, приличных рекламных плакатов.
Их гендиректор решил завалить наш славный город продукцией своего комбината, для чего требовалось организовать широкую пиар-кампанию по ее продвижению. Конкуренция-то большая… Причем нужно было сделать так, чтобы реклама не вызвала отторжения и неприятия у покупателей и, главное, недовольства местных властей. Далеко не каждому придется по вкусу, что повсюду висят плакаты с какой-то туалетной бумагой, пусть даже наивысшего качества (как уверяли представители). И тем более может не понравиться, если бумага будет некорректно прорекламирована…
Надо было так изловчиться, чтобы и внимание покупателей привлечь, и тонкий вкус отдельных граждан не задеть. А то всегда находятся типчики, которые в штыки принимают любую смелую, оригинальную рекламу и тут же начинают сигнализировать властям — неприлично, мол, оскорбляет нашу нравственность! Власти же обязаны реагировать на народные жалобы.
