По запаху, идущему из кабинета, Кит понял, что мужчина давно мертв — не меньше трех суток. Обычное дело. Самоубийство. Многие из тех, кто был насильно приобщен, и чей еще живой разум не хотел смириться с участью гуимплена, заканчивали подобным образом. Три ампулы враз — сладкая, легкая смерть после одной двух минут неземной радости.
Как ни было противно, но Кит заставил себя войти в кабинет и быстро обыскать раздувшийся и грозящий лопнуть от малейшего неосторожного движения труп. И не пожалел об этом! Добычей стали еще живой мобильник и бумажник, в котором нашлись две сотни баксов. Дорогие на вид часы снимать с запястья мертвеца Кит не рискнул — ему очень не хотелось прикасаться к этой почерневшей плоти.
Выскочив из кабинета, он тут же проблевался и долго полоскал рот над фонтанчиком для питья, давно заржавевший кран которого кое–как умудрился свернуть.
Выйдя в фойе, за которым начиналась новая череда кабинетов, но уже попросторней, — наверное, для начальства, — он осторожно приблизился к огромному окну, давно без стекол, присел за подоконником и стал наблюдать.
Стоянку действительно было видно отлично и всю. Небольшое пространство, обтянутое металлической сеткой, давно было превращено в свалку мусора, а оставшиеся с незапамятных времен машины — сожжены. Их почернелые покореженные остовы торчали теперь посреди куч вонючего хлама как трупы странных огромных насекомых, попавшихся в расставленную кем–то ловушку. Будка охраны у пропускного пункта с обломанным шлагбаумом тоже сожжена, так что от нее остался только металлический каркас.
За стоянкой расположился небольшой пустырь, некогда называемый стадионом и еще хранивший в себе признаки баскетбольной площадки и футбольного поля. Дальше стояли дома сорок третьей улицы.
Любой человек, появившийся в границах квадрата триста на триста метров моментально попал бы в поле зрения Кита, даже если бы он был крайне осторожен, одет в маскирующий костюм и всеми силами старался соблюдать невидимость.
Кит взглянул на часы: без семи минут три…
В томительном ожидании прошло не меньше получаса. Кит два или три раза менял позу, разминая затекшие от сидения на корточках ноги, протирал слезящиеся от напряжения глаза, боясь хоть на секунду перевести взгляд на часы.
Никого. Ни один человек, будь то человек или гуим, не появился возле стоянки.
Наконец, он сдался. Смысла ждать дальше не было. Никто не пришел.
Что из этого следует?
А из этого следует, что либо он прозевал–таки гостей, либо… Либо Джессику совершенно не заинтересовало устроенное им утром представление. Но этого не может быть!
Кит поднялся, постоял у окна еще несколько минут, потом направился к лестнице.
Странно, очень странно. То, что Джессика как–то связана с некими силами, которым интересно существование человека, способного разработать анти–снук — это очевидно. Наверное, все же, люди «оттуда» на стоянку приходили, но были так осторожны и опытны, что Кит их не увидел. Если это какие–то спецслужбы, работающие на корпорацию, то — не исключено.
Занятый своими мыслями, он так и не понял, услышал он этот звук или ему показалось. Замерев на полпути между вторым и первым этажами, задыхаясь от вони, исходящей от старого трупа, он осторожно присел, прислушиваясь.
Да, вот совершенно отчетливо хрустнул обломок кафеля под чьими–то ногами. Вот звякнула металлическая ножка стула.
Все то время, пока Кит сидел у окна в фойе четвертого этажа, кто–то совсем рядом точно так же наблюдал за автостоянкой. Возможно, не дойдя до фойе или остановившись на третьем этаже, Кит столкнулся бы нос к носу с неизвестным посетителем развалин, пришедшим, видимо, чуть позже.
И ведь действительно! Если ему пришла в голову мысль, что лучшим местом для наблюдения будет здание часового завода, то почему бы и людям «оттуда» не прийти к точно такому же выводу…
Когда осторожные шаги на первом этаже стихли, Кит, едва переводя дыхание и выбирая место для каждого шага, но по возможности быстро спустился. Крадучись, дошел до ближайшего окна и выглянул.
Он не сразу увидел удаляющегося человека, который вот–вот готов был исчезнуть в кустах сирени, некогда ухоженных, а ныне разросшихся вокруг здания завода бурной чащобой.
Лица его видно не было.
Но Киту и не нужно было лицо, ему достаточно было увидеть серый облегающий комбинезон и, за спиной, винтовку «Штурм», к корпусу которой сейчас был привинчен оптический прицел.
Кит проводил взглядом скрывшегося в зарослях сирени Роба и сполз спиной по стене, сел на холодный, покрытый, бело–зеленой плиткой, пол.
То, что это был Роб, сомневаться не приходилось, как бы Кит не пытался сейчас убедить себя в том, что серый комбинезон может носить сотня человек, да и винтовка «Штурм»… Нет, все–таки, «Штурм» — это большая редкость.
Это был Роб.
Больше некому.
Значит, Джессика и Роб связаны. Но как? То, что они вчера оказались у Роба в гостях было абсолютной случайностью. Если бы не приступ Кита, они с Джессикой переждали бы в подъезде, пока четверка бандитов пройдет мимо. Ведь так? Так. Неужели возможно такое совпадение, что…
Хотя, почему бы и нет. Вполне вероятно, что за то время, пока Кит был в ауте, Джессика и Роб опознали друг в друге коллегу и девчонка в двух словах намекнула хозяину на полезность Кита. И охранял вчера Роб не столько Кита, сколько свою сотрудницу.
В любом случае, то, что Кит окажется здесь, поблизости от автостоянки на проклятой нормальными людьми сорок восьмой, Роб мог узнать только от Джессики.
А мог ли он прийти сюда по каким–то своим, неведомым Киту, делам? Совпадение, м?
«Нет, — Кит даже головой помотал и усмехнулся, — таких совпадений не бывает. Не бы–ва–ет!»
Оптика на винтовке ясно давала понять, что Роб явился сюда не просто так, он пришел на охоту. И уж конечно не на собак, которых здесь не было и в помине. Он пришел охотиться на него, Кита. И на того, с кем Кит должен был встретиться — на Эрджили.
Джессика…
Сучка!..
Я убью тебя!..
Какая же ты гадина…
И как жаль!…
Он резко поднялся, отчего в глазах замелькали зеленые круги, и вышел на улицу.
Дождь все моросил — мелкий, неторопливый. Густо пахло мокрой землей и сиренью, навевая воспоминания о прежней жизни, когда эти тихие запахи были любимы и украшали жизнь, представлявшуюся долгой дорогой, уводящей за горизонт, в туман будущего. Сейчас любой сильный аромат воспринимался как помеха и заставлял насторожиться, потому что он мог перебить запах ацетона, говорящий о близком присутствии гуимов; и шелест листвы на легком ветру раздражал, потому что мог заглушить крадущиеся к тебе шаги.
