Чед Оливер - Неземные соседи

— Эти горы пугают меня, — шептала Ивона.

Ночью разразился ураган. Сначала послышался один голос, грозный, ревущий… Ему откликнулись другие. Казалось, что пустынная долина Сюзанф сразу ожила. Завывание поднималось со всех сторон, сгущалось, перекликалось, разрасталось все больше и больше, точно вокруг долины бродили и стонали ужасные призраки. Крестьянки крестились, думая о бесчисленных мертвецах, брошенных на произвол судьбы. Ветер бушевал в долине с такой силой, что беглецы содрогались при мысли, что ураган может разнести их хижины и сорвать камни над их головами. Они чувствовали себя во власти сговорившихся против них стихий, от которых ничто больше не могло их защитить.

Начался дождь. Он безостановочно бил по скалам, и ураган хлестал их по всем направлениям. Сквозь плохо сложенные камни вода протекала в хижины и лилась на еловые подстилки.

Макс хотел выйти из хижины, чтобы взглянуть на огонь, тлевший под пеплом, под прикрытием двух, соединявшихся вместе, карнизов. Но не успел он перешагнуть порог, как был сбит с ног. Цепляясь о скалу, он еле смог выкарабкаться из бушующей воды и принужден был ползком добраться до жилища.

Бледный свет зари показался наконец на прояснившемся небе. Шел мелкий дождь. Встревоженный Макс снова вышел. Его отчаянный крик разбудил остальных.

— Огонь потух!

Склонившись над остывшим костром, Макс тщетно искал какую-нибудь тлеющую головню.

Окоченевшие беглецы, укрывшиеся в более просторной хижине женщин, хранили унылое молчание. Поль дрожал в своей рваной матросской курточке. Ивонна подняла жалкое съежившееся лицо, казавшееся еще более бледным, чем обрывок платка, который она нервно сжимала в своих ручках. Старый Ганс вполголоса ругался.

— У нас больше не будет горного чая, — простонала мисс Мод.

Губерт и Макс взглянули на Инносанту. На ее неподвижном побледневшем лице они прочли свою судьбу: зима на двух тысячах метров высоты без огня — это была неизбежная смерть.

— А как поступали в таких случаях первобытные люди? — спросил вдруг Макс.

Де Мирамар пожал плечами. Этот вопрос звучал какой-то иронией. Какое ему дело до первобытных людей, раз он не мог больше строить пламенных гипотез, раз заметки его были бесполезны, а рукопись никогда не будет напечатана!

Подняв свою удрученную голову, госпожа Андело машинально ответила за него:

— Они употребляли кремень…

Прервав фразу, она в радостном порыве добавила:

— Но у нас же есть кремни!

И так как де Мирамар, казалось, не понимал ее, она воскликнула:

— Вы же их спасли, господин де Мирамар!

— Несколько штук! — вздохнул он.

Порывшись в карманах, он вытащил топор каменного века, продолговатый с широкими краями, и несколько заостренных к концу тонких пластинок кремня.

— Не эти, — сказал он с сожалением. — Этих жаль!

— Но мы их вам вернем! — вскричал Губерт. — Вопрос только в том, чтобы высечь искру…

— Но чем? — спросил Макс. — Как заменить трут?

Госпожа Андело уже начала щипать обтрепавшийся край своей батистовой блузы… Таким образом, получилось немного корпии, которую положили у входа в хижину. Игнац нарезал тонких веток. Губерт ударял своим ножом по кремню, а остальные с тревогой неподвижно смотрели, как сверкали и тотчас же потухали искры. Вдруг все вскрикнули. Нитки вспыхнули. Но пламя тотчас же заглохло, слишком слабое, чтобы восторжествовать над сырым деревом.

— Надо бы бумаги, — воскликнул Макс. — Только бы достаточно огня, — и ельник загорится…

Губерт снова обратился к ученому.

— Только у вас и есть бумага, отец! Только у вас!

— Моя рукопись! — запротестовал де Мирамар. — Никогда…

— К чему она вам? — безжалостно продолжал Губерт. — Вы ведь не напечатаете ее здесь, не правда ли?

— Разве можно знать, что нас ждет впереди?.. — бормотал ученый, обнаруживая проблеск несокрушимой надежды когда-нибудь уйти отсюда, найти где-нибудь остаток цивилизации…

— Труд всей моей жизни, — добавил он с отчаянием человека, который видит, что вся его прошлая жизнь — ничто… тщетная попытка, работа, лишенная какой-либо пользы…

— О нет! Только не рукопись! — воскликнула госпожа Андело, одна из всех способная понять его горе. — Быть может, заметки, выписки, документы? Я думаю, что продолжения мы писать не будем! Она уже снова заготовила корпии. Опустив голову, Де Мирамар колебался. Руки его дрожали над пачкой бумаг, вынутых из сафьянового портфеля. Инстинктивным движением он повернулся к своей жене, как бы ища поддержки. Разве не она всегда защищала его и его работу от притязаний светской и семейной жизни? Но на него смотрели равнодушные глаза, спокойное лицо сумасшедшей. И старый ученый почувствовал себя чужим среди своих.

— Посмотрите, какой идет дождь! — вмешался Макс. — Возможно, что он будет продолжаться много дней. Мы не можем обойтись без огня. Ради ваших дочерей! Ради маленького Поля!..

— Этого хватит? — спросил де Мирамар, уже больше не защищаясь.

— А вот мы посмотрим! — свирепо сказал Губерт. — Не думаете ли вы, что теперь излишне разъяснять, как вымирают цивилизации?

Он уже завладел одним листком и мял его в своих пальцах. Взял второй, третий. Удрученный де Мирамар совершенно перестал сопротивляться. Вступился Игнац:

— Этого довольно, — заявил он.

Без сомнения, он инстинктом угадал горе, которое не мог объяснить себе разумом. И де Мирамар не мог дать себе отчета в том, что единственным человеком, понявшим его горе, было это грубое существо, этот пастух баранов, который едва умел читать.

Вспыхнула искра. Бумага запылала. Затрещали еловые сучья. И среди мрачного тумана и дождливого дня взвились огненные языки. Их приветствовали общие возгласы. Послышался смех. Все руки потянулись к огню. Как и тысячи лет тому назад, так и теперь радость охватила окоченевшие тела, склонившиеся вокруг пылающего очага. Губерт спрашивал себя, почему исстрадавшееся тело так упорно стремится жить,

— Мы приготовим чай, — сказала мисс Мод.

Инносанта завладела кремниевым топором и пробовала на своем большом пальце лезвие. Показалась кровь. Она воскликнула:

— Отлично режет… Не найдем ли мы здесь таких же камней и не сможем ли мы их отточить?

— Да, — сказал пастух, подняв радостное лицо. — Я часто думаю о наших ножах, которые зазубриваются… Я думаю об этом по ночам… Я говорю себе: когда у нас останутся только руки для работы, — мы погибнем… Но таких камней я не знаю…

— Весной, — сказал Макс, — когда снег растает, мы пойдем искать твердые камни, змеевики, горный хрусталь…