"Так вот как представляет себе рай этот мыслитель! Не слишком богатое воображение!" — Жиль презрительно поднял плечо.
— Тише, — шепотом произнес вдруг ди Эвор. Этот сдавленный, напряженный шепот… И даже не он — сам воздух… Сам воздух вокруг будто напрягся и замер. Замер в ожидании… Жиль удивленно огляделся. Наверху, на самой верхней террасе бульвара, стояла Ани.
Она стояла, глядя вниз на волны. Волосы ее были распущены так, как она распускала их только дома… Так она распускала их только дома, на улице и в школе они были подобраны…
— Все это ложь, — сказал Жиль, — никакого Запесчанья нет. Все — одно воображение.
Зачем он это сказал, какого ожидал эффекта? Скорее всего, никакого.
Раздался звук, похожий на тот, с каким перегорает иногда спираль электрической лампочки. Исчезли огни. Тело охватил промозглый холод.
— Какое действенное оружие — трезвость, — донеслось из темноты… Глаза стали привыкать: это был знакомый сад профессора Эвора. Сквозь дождь просвечивало окно профессорской спальни. Рядом темнел силуэт самого профессора. Но не пожилого. На фоне сарайных досок двигалась пластичная фигура Нора из Запесчанья.
…Как случилось, что Запесчанье исчезло, а ди Эвор остался молод? Он "вымыслил" себя молодым, тридцатилетним, гуляющим у теплого моря. И сила мысли была так велика, что по понедельникам, покидая свой порт, он сохранял еще остатки молодости. Молодость в Запесчанье — старость в Этериу — так образовался своеобразный механизм, что-то вроде маятника. Но при крушении что-то, наверное, в нем сломалось…
— Шеф, я выступлю свидетелем…
— Но, Жиль…
— Мы выступим — Гло, Сим, я…
— …вы извините, Жиль…
— По пункту, предусматривающему судебное удостоверение личности…
— …я совсем не хочу…
— …группа крови, отпечатки пальцев… Наконец, почерк…
Они говорили враз, не слушая друг друга. Наконец Нор возвысил голос:
— Послушайте, Жиль, я верю, что все так бы и было. Но этого не нужно… И, прошу, не волнуйтесь вы так. Пожалуйста.
Нор был высок, заметно выше профессора Эвора, даже когда тот являлся по понедельникам. И ситуация получалась скверная: такого вот тридцатилетнего ди Эвора не знал, не помнил уже никто в мире… Нор из Запесчанья был на земле никем. Он не мог явиться таким в институт. У него не было его лаборатории, научного звания, работ, знакомых… Собственным своим домом, вот этим садом, своим пальто, тросточкой (стоявшей сейчас, видимо, в холле за дверью), своим счетом в банке он не владел. У него не было имени — никакого имени. И что еще хуже — самое худшее в этом прекрасном королевстве — не было документов: тех бумажек, которые и составляют личность королевского подданного.
"Но ведь я же не знал, что слово может разрушить город", — убеждал себя Жиль.
— Создания мысли нежны, господин Жиль… Ну, пора двигаться.
В теплом Запесчанье не носили плащей. Жиль смотрел, как Нор поднимает воротник пиджака. Обе машины — ди Эвора и Жиля — ждали у ограды. Ключ от машины у Нора, к счастью, был. Но что еще?
— Вы могли бы жить у меня… ну пожить… ну во всяком случае, вначале. — Жиль запинался под взглядом Нора. — Простите… у вас есть деньги?
— Около тысячи.
— Но этого хватит дай бог на неделю.
— Мне достаточно. То есть достаточно, чтоб добраться до места.
Жиль сглотнул, переступил с ноги на ногу.
— У меня с собой около четырехсот.
— Давайте.
Передавая истертые бумажки, он почувствовал, будто с плеч сняли часть груза.
— Если мы заедем ко мне… ну минут на пять. Там у меня еще…
— Мне достаточно. Прощайте, Жиль…
Нор уже открывал дверцу, собрался открывать. Жиль икнул.
— Профессор! Я сделал это нечаянно… ик!
— Вы имеете в виду исчезновение города?
— Я понимаю… ик… это неизвинимо. Прекрасный город…
— И роскошные полицейские облавы. — Нор обернулся. — Этот город — моя ошибка. Знаете, Жиль, язычники правы: если мир кем-то действительно сотворен, то богов было много. Одиночество оглупляет творца…
Конечно же, Жиль икал. Это было его крестом. Но, преодолевая спазмы в горле, он задал наконец главный вопрос:
— Куда вы теперь, профессор?
— Исправлять просчеты. Помните моряков из таверны?
— Союз моряков? Конспирация под матросов… Вооруженное восстание… или что-то вроде?..
Раздвоенный подбородок Нора выставился вперед:
— А вы наблюдательны. Прекрасное качество… Так вот, считайте меня матросом.
Сперва отъехала машина Нора. Потом Жиль трокул свою.
"Значит, мысль может создавать реальность? — думал он. — Или нет, не так, реальность создает мысль?.. Тьфу! Я, кажется, совсем дурею… Но зачем Эвору понадобилось стать буглером? Из тайного желания досадить властям? Из любопытства? Последнее — вероятнее…"
В самом деле, человек, достигший мировой славы, профессор, эрудит, аристократ, он, наверное, испытывал болезненное любопытство к тому, как ощущает себя пария… Актерство, быть может и с примесью мазохизма?..
"Перестань!" — одернул себя Жиль. Возникшая когда-то неприязнь все еще давала себя знать: такие вещи живучи… Но скорее всего, шеф тосковал по сопротивлению, открытому сопротивлению всему этому давящему прессу конды… А в конце концов Нормана дп Эвора не устроили ни действительность, ни вымысал. Он отправился искать третье…
Жиль вздохнул.
В это раннее воскресное утро небо вдруг прояснилось, показалось что-то похожее на солнечный отсвет. "Надо будет включить в план работ психологическое воздействие освещенности", — возникло вдруг в мозгу. Ну да, теперь план работ Королевского института будет составлять он сам — бывший провинциал Жиль Сильвейра!
Он не спеша двигался по пустым улицам. Торопиться было некуда — в воскресное утро люди вставали поздно.
Когда в домах начали открываться ставни. Жиль позвонил в дверь госпожи Ките. Собственно, Ани приехать еще не могла. Скорее всего, она явится лищь вечером…
— Госпожа Китс, вернулась моя жена?
Хозяйка злорадно хмыкнула:
— Ваша так называемая супруга съехала с квартиры нынче под утро. Ворвался какой-то пират, разбудил весь дом… С ним и съехала.
Она взглянула в одеревеневшее лицо Жиля цепким круглым глазом. Вдруг взгляд ее заблестел, остановился на чем-то выше его шляпы.
— Этот ее парень, хотя и стучал в дверь до зари, но, знаете, он… нисколько не хам…
И бульдожьи черты госпожи Китс приняли почти мечтательное выражение.
Александр Шалимов
Эстафета поколений
В 1967 г. в США впервые заморожено тело человека, умершего от рака легких. С тех пор заморожено уже 15 человек. В состоянии криоконсервирования они будут находиться до того времени, когда дальнейший прогресс медицины позволит оживить и вылечить их.
