— Мне бы ещё ведомость получить на будущую неделю, — пробормотал он.
— Ведомость? Посещаемости и освоения материала? Сейчас организуем, конечно, а вы пишите-пишите, — указал секретарь Кривет на старинный, янтарём инкрустированный стол и вернулся в проходное помещение.
Чернильница была полной, бумага чистой, Мальвин — в замешательстве.
До сего момента обязанности префекта не тяготили его и не становились поводом для неких исключительных раздумий. Мальвин от природы был обязателен, пунктуален и обладал достаточным запасом внимания, чтобы обыденные префектские дела удавались ему достойно. Но между обыденными делами и ответственностью за выдачу серьёзнейшего наказания двоим студентам — сущая пропасть. Он поступил сообразно предписаниям — узнав о грубом нарушении спокойствия, будучи непосредственным свидетелем оного, отчитался начальству Академии (он, правда, надеялся, что это будут рядовые секретари, а не сам многоуважаемый глава) и убедил виновников явиться для разбирательства. Почему же тогда так неспокойно на душе?
Потому ли, что под должными мерами, кои полагается принимать в данном случае, подразумевается медикаментозное снижение уровня агрессии?
Когда-то передовая европейская разработка, призванная решить проблему преступности и бунтов черни, досталась Росской Конфедерации со всеми прочими атрибутами злосчастного Пакта. Мальвин не слишком глубоко разбирался в вопросе, но знал, что медикаменты эти делятся в самом общем смысле на две категории: те, что действуют мягко и употребляются профилактически (аристократам предписано потчевать ими своих слуг, некоторым работодателям — своих рабочих), и те, что применяются экстренно, в особых случаях — к преступникам и бунтарям. Отставной офицер Охраны Петерберга, нанятый семьёй Мальвина для подготовки среднего сына к службе в Резервной Армии, рассказывал, каким может быть побочный эффект «пилюль». Вероятно, он привирал или приукрашивал, или даже во времена его молодости «пилюли» были и впрямь так страшны своим несовершенством, но Мальвину-то казалась дикостью сама идея воздействовать на человека химически вместо того, чтобы попробовать увещевания и традиционные дисциплинарные меры — пусть бы и вплоть до заключения в тюрьму.
Всё тот же отставной офицер на это ухмылялся: во времена его молодости профилактическую разновидность «пилюль» обязаны были глотать даже аристократы, даже члены Четвёртого Патриархата — не то что городских советов. Настаивал, что теперешнее положение куда вольготней, грех жаловаться. И Мальвин не жаловался, покуда сам не привёл двоих студентов в секретариат за драку.
Он потому и смотрел сквозь пальцы на вымогательство денег графом Метелиным и его портовыми дружками, что держал в уме «пилюли». Жертвы вымогательств молчали из страха перед физической расправой, Мальвин же молчал, поскольку никак не мог решиться поспособствовать такому наказанию виновников. Надеялся, что графу Метелину надоест, а его портовые дружки не задержатся в Академии дольше первой экзаменационной недели — и проблема снимется сама. Но распроклятый граф Метелин умудрился создать прецедент, который невозможно проигнорировать ввиду его публичности! Портовые дружки, что характерно, в драке не участвовали — их, кажется, вовсе в тот момент в холле не было.
Мальвин поставил резкий росчерк под ровными строчками жалобы.
«Доноса», — пронеслось в голове.
Да как же тут не донесёшь, когда на глазах у целой толпы, прямо в холле при входе?
Поднялся из-за старинного стола с янтарём, подхватил бумагу, широким жестом распахнул дверь.
— …но, юноша, тут уж все мы ходим под Пактом, и не нам его перезаключать! — качал головой господин Пржеславский, многоуважаемый глава. — Порядок установлен, а наше дело — иметь его в виду и, по возможности, под плуг не попадаться.
Граф Метелин стоял белый как смерть. Хикеракли посмотрел на многоуважаемого главу, на выскочившего из смежного кабинета Мальвина, пробежался глазами по всем присутствующим секретарям.
— Знаете, многоуважаемые… — начал Хикеракли привычным шутовским тоном, но быстро сбился. — Сердцу-то моему ведь и правда мила Академия. Не только студенческие гулянки и надписи похабные на стенах, ой не только. Но вот слушаю я про ваши установленные порядки и понимаю: к лешему. Сам я себе, уж простите, дороже всяких академий.
И со щелчком расстегнул студенческий пояс.
Мальвин сунул свой донос в руки секретарю Кривету и, сумбурно извинившись, вышел.
В коридорах наверняка сплетничали о драке, но вслушиваться он не стал. Дошагал до самого холла, свернул в гардеробную, попросил своё пальто и, едва накинув его, уже выбежал на крыльцо. В насквозь студенческий «Пёсий двор», тоже полный сплетнями, не хотелось, зато прямо через улицу с месяц назад открылась дрянная распивочная с жуликоватым хозяином, но Мальвину было не до придирок.
Может, он и драматизировал сейчас сверх меры, да только факт есть факт: р-р-раз — и своими действиями, крохотной своей властишкой над студентами собственного курса поменял жизнь человеку. Не «сломал», леший упаси, но всяко перекроил на иной лад.
Сам же успел хлебнуть этого пойла: его, среднего сына, хотели отправить в Резервную Армию, нанимали даже отставного офицера, который многим тонкостям обучил, чтоб дальше сподручней было. Наследником же семейного дела купцов Мальвиных должен был стать старший — а его возьми да и призови та самая Армия, имеет она такое право. И вроде не трагедия, не умер никто и не за море уехал, а всего лишь под Столицу, да и служба семьёй желанная, престижная, а всё равно дурно карта легла. К передаче дел стали младшего сына готовить, а из среднего Мальвина особого толку так и так бы теперь не вышло — не тому обучен, средства только зря переводили. И в купеческих делах он не смыслит, и в Резервную Армию для него теперь дорога закрыта — там квота строгая на членов одной семьи. Можно было в Оборонительную податься или в Охрану Петерберга, но то уже сама семья не одобрила. Академию избрали как меньшее зло: и уважаемо, и платы не требует, и не учился ещё никто из купцов Мальвиных в этой Академии — вроде как польза для репутации.
Мальвин не выбирал Академию и потому не смог бы снять студенческий пояс, перед каким выбором его ни ставь. Не существует для него такого варианта, что и хорошо — потом-то как?
Шут Хикеракли не пропадёт, у него это поперёк лица написано, да верно ли ни за что перспективы отбирать? Он-то не граф Метелин, чести не знающий, не из портовых его дружков, деньги выколачивающих угрозами, — он единственный раз за серьёзным нарушением замечен! И сразу либо «пилюли», либо пояс снимать. Как ему в голову-то пришло поясом от наказания увернуться? Не только, значит, в драке вёрткий, а вообще.
