При нажатии кнопки звонка зашёлся в художественном свисте искусственный соловей. На второй трели дверь распахнулась.
— Принц Ойген здесь живёт? — спросил Ян. — Ему посылка от голодающих подданных.
Невысокий сонный парень плотного телосложения окинул Яна скептическим взглядом.
— Вова, меня глючит! — крикнул он через плечо. — Молочка принеси, что ли!
Из кухонного проёма высунулась лохматая кудрявая голова.
— Массовые галлюцинации вызывают неудобные вопросы к вашему поставщику алкогольной продукции, херр Ойген. Давайте впустим это в квартиру и используем как вещдок. А то молока на вас не напасёшься.
— А вам, барин, поклон из Первопрестольной, — обратился к кудрявой голове Ян, понемногу вдвигаясь внутрь. — Передайте, говорят, Вальдемару: мол, помним, скорбим.
— И что, сильно скорбят? — поинтересовался Ойген, он же Женя, забирая у Яна из рук сумку.
— Не то слово! Пепел кончается, скоро нечем посыпать будет.
Ойген отставил сумку подальше в коридор, крепко пожал Яну руку, хлопнул по плечу:
— Привет, гонец с прародины! Да не сотрутся набойки твоих сапог-скороходов!
Вальдемар, он же Вова, вышел из кухни, протянул Яну руку через плечо Ойгена:
— Скорбь утихнет, а радость запомнится! Заходи! Мы к твоему приезду решили сделать русский обед!
По квартире разливался соблазнительный запах борща. Ян скинул ботинки, залез в пакет, выудил красивую фигурную бутылку текилы:
— Пойдёт?
Вальдемар удивился:
— К русскому-то обеду? Разумеется! Сейчас охладим чуть-чуть, пока ты руки моешь.
— Текила-борщ? — мечтательно протянул Ойген. — Бармены Франкфурта киснут от зависти!
Ян прошёл в ванную и сразу замёрз — окно-фрамуга, выходящее на улицу, было распахнуто, а на декоративной маленькой батарее кто-то завернул кран, так что помещение слегка напоминало вытрезвитель.
Фыркнув, полилась вода, закрутились счётчики. Учёт, порядок, нормативы расхода. Ужас. Подставив ладони под теплеющую воду, Ян поймал мурашку и покрылся гусиной кожей. Раз-другой ополоснул лицо, смывая с себя дорогу. Смыть бы ещё и Шереметьево, и оставленную в сейфе папку с деньгами, и вообще. Не хотелось грузить друзей своими заморочками. Ян намылил руки скользким жидким мылом, потом под краном долго оттирал его с пальцев. Непривычно мягкая вода, особенно после Москвы.
В коридоре послышались шаги.
— Ян!!!
Вальдемар обладал голосом повышенной проникающей способности, натренированным на детских утренниках и в неформальных сценических постановках. Раскатистый бронебойный баритон легко преодолевал железобетонные перекрытия, что уж говорить про хлипкую картонную дверь!
— Выручай, слушай! Срочно нужна рифма к слову «лирик»! Может быть, твой незамыленный слух поможет нам подобрать что-то достойное.
— А зачем вам? Рифма — какого назначения?
— Не слышим тебя, — пророкотал Вальдемар. — Чётче артикулируй.
— Я спросил.
— «Клирик» — не предлагать!
Ян ткнулся лицом в полотенце, быстренько промокнул воду, чтоб она не потекла за ворот, и открыл дверь.
Вальдемар стоял напротив, держа в руках две полных ёмкости:
— Ну, за встречу?
— Не остыла ж ещё!
— А это пробничек! Пробничек разрешается и так.
Ян осторожно принял налитую с верхом стопку:
— Вот так: с утра, в коридоре, без закуски.
— Три «нет», по всем пунктам, — Ойген мягким шагом, тоже стараясь не расплескать, подтянулся с кухни.
Принёс блюдечко с очищенным мандарином, горкой маринованных корнишонов и зачем-то тюбиком васаби.
— «Собери лайм из подручных средств»? — уточнил Ян.
— Не придирайся! Итак: закусь есть, в Москве время — два, в Петропавловске-Камчатском — как обычно, а что мы оказались в коридоре — так это уж где пробник застанет. Не зарекайся от встречи с ним, ибо! Ещё вопросы, или чокнемся уже?
— А лайм Грета привезёт, — сладким голосом сказал Вальде-мар.
— Я что-то пропустил? — удивился Ян. — А Наташа разве...
— Не за пробником! — строго сказал Вальдемар. — А то у Ойгена аппетит пропадёт.
— Понял!
— Погоди! Пока процесс не затянул нас в темпоральный провал. — Ойген нахмурил брови, — ты сразу скажи, у тебя какие-то конкретные дела намечены, чтоб ко времени?
Ян сосредоточился. Ко времени были только Крутовы. Остальное — по наитию.
— В среду, — сказал он. — Туристов поеду катать. А до этого — так, по мелочи, как пойдёт.
— Вопросов больше не имею!
При соприкосновении сосудов те слегка сообщились, и текила всё-таки просочилась между пальцев.
— Рады тебе, — сказал Ойген.
— Превзаимно! — ответил Ян, осторожно выдыхая.
— Ну, чего встали в коридоре? — возмутился Вальдемар. — На кухню или в комнату?
В гостиной доминировал длинный чёрный диван, больше похожий на офисный атрибут, чем на что-то домашнее. Противоположную дивану сторону комнаты занимала заслуженная гэдээровская «стенка». Ойген снял квартиру без меблировки, и она с миру по нитке постепенно заполнилась, чем заполнилась.
— Задача следующая, — объяснил Вальдемар. — Мы тут долго обсуждали, чего нам, понаехавшим с Востока, не хватает в Неметчине, чтобы наконец-таки почувствовать себя здесь как дома.
— Да! — авторитетно подтвердил Ойген и вышел.
— Всё, вроде, есть: жильё, работа, компания, вот и паспорта уже даже получили, и имена как у бундесов, а что-то не то, какой-то некомплект. Ну, мы провели мозговой штурм — и поняли: нужен герб! — Ойген вернулся с початой бутылкой «Столичной».
Тут же пояснил:
— Из морозилочки.
— Представляешь, Ян, — Вальдемар мечтательно повёл дланью, — входишь в нашу хрущёвку, поднимаешься к нашей двери, а над ней — герб! Сразу понятно становится: не абы кто тут живёт. Люди с родословной, с корнями. Не баронеты, конечно, но и не гастарбайтеры какие-нибудь.
— Начинаю понимать, куда рифма, — кивнул Ян.
Выпили. Встряхнулись.
— Она быстро закончится, — утешил всех Ойген, — а потом будет вкусная текила.
— В середине — как положено, символика: для меня — театральная маска, а что для Женьки — пока в обсуждении. Предлагали модем — не хочет. Предлагали сноп проводов с разъёмами — не угодишь! А вокруг лента вьётся, а по ленте — стихи. Первую строчку уже придумали: «Казахский физик и молдавский лирик...», а дальше никак. Надо же достойно завершить, и буквами такими а-ля готик написать.
— Какой «готик», когда всё по-русски? — уточнил Ян, забирая с блюдца последний корнишон.
— Их проблемы, — отрезал Ойген, — если прочесть не смогут. Мы же старались! И ещё: сверху часы, а на них — без пяти одиннадцать!
— А это почему?
— Ну, забыл, что ли? Мы же познакомились на бензоколонке! Стоим такие, я впереди, Вова чуть сзади, волнуемся, что в одиннадцать перестанут бухло продавать, здесь же орднунг, всё минута в минуту, а передо мной югослав, и какая-то у него ерунда там, типа за полный бак дали мало наклеек — знаешь такие, как марки, собираешь на карточку, а потом бонусы всякие — короче, перекрыл очередь наглухо! А мне ребята с Бремена звонят, наши, семипалатинские, но правильные такие казадойчи[12], всё по-немецки, и я с ними так же. Предлагают гешефт — то ли мутный, то ли сами не понимают, чего хотят. Отошёл я, короче, на шаг, и говорю им: мать вашу, пацаны, ну вы что тупите-то? А сам показываю тем, кто за мной в очереди — проходите, мол, разговариваю пока! Вова, значит, кладёт югославу руку на плечо и говорит: братушка, погоди с бонусами, а? Без пяти, закроют же сейчас!
