— Значит, Земля, — с ноткой удовлетворения повторил Крамских.
И засмеялся.
— Вас это удивляет? — осторожно спросил Дэн.
— Почти нет, — ответил Виктор. — Если не учитывать того, что я нахожусь в системе беты Столовой горы. Все остальное нормально. Это должна была оказаться именно Земля.
— Должна?
— Принцип «картины мира». Особенность человеческого сознания — оно воспроизводит ту реальность, которая его сформировала. На самом деле планеты, которые мы колонизируем, совсем не похожи на Землю. И после того, как мы их осваиваем — тоже. И мы, люди, совсем не похожи внешне на людей, поскольку наши тела приспособлены совсем к другим условиям. Но наше сознание — человеческое. Ему нужен дом, смена дня и ночи, пейзажи, в которых много зелени и синевы. И мы это видим, вместо того, чтобы видеть мир таким, каким он есть на самом деле, — он неприятно ухмыльнулся. — Нестерпимое зрелище. Для человека, я имею в виду.
Дэн пожал плечами. Его никогда не тянуло в космос, не интересовали другие планеты. Безжизненные. Нечеловеческие.
— Принцип картины мира — то, что сделало возможным колонизацию, — продолжал Виктор. — И совершенно невозможным — контакт с внеземными формами жизни.
— С кем?
Виктор неопределенно помахал кистью.
— Со всеми остальными.
Дэн с сомнением посмотрел на него. Виктор Крамских — или человек, который так себя называл — по-прежнему задумчиво жевал травинку и рассматривал долину.
— Ты уверен, что это Земля? — спросил он после паузы.
Дэн кивнул.
— А вот я чертовски уверен в том, что нахожусь на планете бета/Mensa4, - Виктор оторвался от созерцания залитой солнцем реки и посмотрел на Дэна. — Как такое может быть? И как здесь мог оказаться ты?
Запросто, — подумал Дэн. — Один из нас либо не существует, либо сумасшедший.
Виктор снова уставился на реку. Дэну сильно хотелось уйти — он не знал, как вести себя с мертвыми, а с сумасшедшим и подавно. Виктор был беспокоен — он то и дело сдвигал брови, сжимал и разжимал пальцы, перегонял травинку из одного угла рта в другой. Больше всего пугал его взгляд — устремленный на реку, неподвижный. Если бы Дэн знал, куда идти, он бы сбежал.
— Собственно, я догадываюсь, — медленно произнес Виктор. — Ты дизайнер?
— Да. Это мой ландшафт, — ответил Дэн и запоздало подумал, что это вряд ли правда.
— Кто заказал этот проект? — спросил Виктор.
Дэн поколебался, но решил ответить откровенно:
— Заказ сделан через подставных лиц. Но есть подозрения, что за ними стоит Космическое бюро.
Виктор кивнул.
— Это правда? — спросил Дэн.
— Вполне возможно. Только я не знаю, зачем. И как. Мне они говорили, что это невозможно.
На солнце набежало облачко. Река погасла. Виктор встрепенулся. Он выплюнул травинку, которую дожевал до самой метелки, и, не оглядываясь на Дэна, двинулся куда-то вдоль опушки. Стоило ему пройти несколько шагов, прямо под его ногами в густой траве обозначилась тропинка. Дэн с минуту наблюдал, как тропинка расширяется, приобретает цвет, как проступают сквозь нее узловатые корни.
— Эй, ты можешь управлять наносетью? — крикнул он вслед Виктор.
Тот остановился. Оглянулся.
— Наносетью? Ах, да… Я могу управлять всем, что имеет информационную природу.
— Как?
Виктор снова задумался, а потом неуверенно ответил.
— А никак. Достаточно просто захотеть. Извини, приятель. Мне надо подумать. Приходи завтра.
— Я не знаю, как отсюда выбраться, — признался Дэн. — Так что я, скорее всего, никуда до завтра не денусь.
— Иди по этой тропинке до калитки, — Дэн увидела, как у его ног намечается точно такая же тропинка, но она вела вглубь леса в обход ельника.
— Я повесил на выходе калитку, — продолжал Виктор. — Нечего вламываться прямо через пейзаж.
Он отвернулся и быстро пошел прочь. Дэн немного постоял, глядя ему вслед, а потом, поеживаясь, двинулся по тропинке — становилось прохладно, чернота ельника на фоне сумерек нагоняла мистический страх.
— В следующий раз сигарет захвати, ага? — донесся до него голос Виктора.
Дэн не ответил. Сейчас он всерьез был уверен, что следующего раза не будет. Что он, едва только выберется отсюда, позвонит Карпову и откажется от этой работы.
Минут через двадцать Дэн увидел впереди калитку. За ней виднелся палисадник, дорожка бежала через неухоженный сад, между аккуратными рабатками с ноготками и бархатцами к крылечку. Дома почти не было видно из-за зарослей дикого винограда. Но Дэн узнал его сразу.
Это был кукольный домик, который он восемь лет назад построил для Милы Кунц. До его слуха донесся детский смех и неразборчивая речь. Голос определенно принадлежал Миле. О смехе Дэн ничего сказать не мог — девочка никогда не смеялась в своем посмертном мире. Во всяком случае, при нем. Дэну почудился запах чая и сдобы, он отчетливо представил игрушечный сервиз и удобное кресло-качалку с пушистой накидкой в голубую и темно-синюю клетку. Интересно, что скажет Мила, если он заглянет в гости? Он не станет напрашиваться на чай — просто скажет, что зашел узнать, не плачет ли больше Плит.
Он взялся за щеколду.
В палисаднике что-то зашевелилось и прямо через куст дикой розы, усыпанный мелкими розовыми цветками, к нему потянулась изящная голова жирафа. Дэн схватился за прутья калитки, рванул ее на себя и буквально ввалился в палисадник.
В последний момент ему удалось сохранить равновесие. Он выпрямился и увидел свою машину — шагах в десяти, у обочины проселка.
* * *
Виктор посмотрел на сигарету — она прогорела почти до фильтра, а он едва сделал две-три затяжки. Только вчера казалось, что он мог бы убить за сигарету.
Он отбросил окурок и растянулся на траве. Программа адаптации прошла превосходно. У его человеческой сингулярности было удобное тело и уютный земной мир с простой системой управления. И не было ни возможности, ни повода мешать жить прочим…
Мысль о прочих показалась Виктору любопытной. Она ни разу не приходила ему в голову. Этот сегмент сознания был заблокирован для его сингулярности? Что ж, вполне разумно. Реакция человеческого сознания на иные формы жизни была непредсказуемой. А непредсказуемости в период адаптации ему и так хватало с головой.
Теперь существо, известное в информационной сети Земли как Виктор Крамских, было довольно. Все закончилось лучше, чем оно ожидало. Но если бы оно не заподозрило опасности вовремя, финал мог быть трагическим. Сначала было очень приятно — на него упали лучи, потом там, где они коснулись его поверхности, начались изменения, зародилась новая, незнакомая жизнь. Так давно в последний раз… Его организм почти забыл это ощущение — изменение, новое воплощение, прирост собственной жизни. Новенький запускался медленно. И планета не чувствовала опасности, увлеченная наблюдением за собственной новой жизнью. Она опомнилась только тогда, когда новенький оплел собой ее всю, сам стал ею и принялся изменять. Планета ничего не имела против — она находилась в постоянных метаморфозах, то медленных, то мгновенных. Но эта новая жизнь оказалась непохожей на все то, с чем она имела дело раньше. Организм, который к ней прибился, оказался весьма экспансивным. И он не был… Целым? Единственным? Во всяком случае, было ясно, что он собирается умножаться.
