— Они бы лучше разбомбили этот чертов Бэзингсток, а Лондон не трогали, — высказался он.
Даже в половине седьмого вокруг было много машин.
— Включи радио, выясни, что там происходит, — предложил Жук.
Мне не хотелось этого знать; пусть внешний мир живет своей жизнью, а мы с Жуком будем сидеть в машине и двигаться дальше, но я все же включила радио и тыкала кнопки наугад, пока не нашла программу новостей.
— Количество жертв взрыва в Лондоне за ночь возросло до одиннадцати, еще двадцать шесть человек остаются в больницах, двое в критическом состоянии. Криминалисты обследуют место происшествия, разбирают завалы в поисках следов виновников, а также предметов, которые помогут установить личности погибших. Полиция снова обращается к двум молодым людям, которые, по свидетельствам очевидцев, убежали с места происшествия перед самым взрывом, с просьбой связаться с властями. Утром состоится пресс-конференция, на которой будут обнаровованы их фотороботы.
— Выключай, Джем. А про машину ничего, да? Может, они нас пока и не вычислили.
— Ты думаешь, они будут рассказывать все, что знают? Они быстро управятся. Карен наверняка уже подала заявление, что я пропала, еще у них есть фотороботы…
— Нам нужно найти укрытие, пожить где-нибудь в лесу. Где люди, там и опасность.
Сердце у меня упало. Да мы ни черта не умеем жить в лесу. Мы же выросли в Лондоне.
— Жук, а ты когда-нибудь бывал в лесу?
— Не-а, только чего в этом такого? Наберем побольше воды и жрачки, да еще одеял, найдем, где укрыться. Поживем как партизаны, ага?
Я рассмеялась:
— Я не умею партизанить.
— Да это просто, балда, живешь себе на подножном корме. Охотишься, питаешься ягодами. Что, не справимся?
— Да мы завтра же загремим в больницу, если будем жрать в лесу что попало. Отравимся. Или замерзнем насмерть.
Я мрачно посмотрела в окно на незнакомый пейзаж, поля и изгороди. Приветливо, ну просто как на Марсе: ни магазинов, ни домов, ни людей, никакой жизни. Да, Лондон, конечно, дыра, но там все-таки есть какая-никакая цивилизация, а не эта бесконечная, мокрая, тускло-зеленая пустошь.
— Может, останемся в машине? Поставим ее где-нибудь в тихом месте.
— Может, ты и права. Слушай, давай проедем еще с полчасика, а потом постоим на обочине, пока не стемнеет. В темноте нас вряд ли засекут.
Мы покатили дальше мимо бесконечных унылых холмов. То тут, то там мелькали фермы. Иногда возникали кучки домов и магазинчик-другой. У них были названия, но обозвать их населенными пунктами язык не поворачивался. Совершенно безликие. Попадались дома с соломенными крышами, будто ты в каком гребаном средневековье.
Я вспомнила сказку про трех поросят, которую мне когда-то читала мама. Придурочный третий поросенок построил себе дом из соломы, пришел злой серый волк, дунул на него — и нету. Волка, как вы помните, потом сварили в котле, а поросята остались жить-поживать в кирпичном домище. Не знаю, зачем малышам вешают на уши такую лапшу. Не нужно особого ума, чтобы понять: в реальной жизни побеждает всегда серый волк. У поросят вроде нас с Жуком шансов ноль.
— Ты о чем думаешь?
Я вздрогнула. Нет, я не спала, просто так ушла в свои мысли, что обо всем забыла.
— О поросятах.
— Ты их видела? — Он резко крутанул головой, отчего машину повело вправо.
— Нет. Смотри, куда едешь. Угробишь нас, чего доброго. Да и вообще, я думала не про настоящих поросят, а тех, что в книжке… ладно, проехали.
Показался указатель — на нем был нарисован стол для пикника. Мы свернули и обнаружили большую площадку, с дороги ее было не видно. На площадке стоял грузовик, мы пристроились за ним, поели печенья, глотнули коки. Вдоль грузовика прошел какой-то мужик. Остановился, закурил, проверил, хорошо ли затянута веревка на заду машины. Я заметила: он все время смотрит на нас. Делает вид, что не смотрит, но ведь всегда видно, когда человек вроде как смотрит на одну вещь, а на деле уголком глаза разглядывает другую. Я инстинктивно вжалась в сиденье — он вернулся в кабину, залез на водительское место.
— Видел его?
Жук выковыривал из зубов крошки печенья.
— Кого, водилу?
— Да, ты видишь его в кабине?
— Ну, вижу, в его боковом зеркале. А чего?
— Что он делает?
— Курит и разговаривает по такой маленькой рации.
По коже у меня поползли мурашки.
— Он нас вычислил, Жучила. Звонит в полицию.
— Да ладно тебе. Дальнобойщики вечно треплются друг с другом по рации.
— А если вычислил? Что нам делать?
— Бросать тачку и добывать другую. В любом случае давай сматывать.
Он завел двигатель и, плавно переключая передачи, понесся, набирая скорость, обратно к шоссе. За рулем он чувствовал себя все увереннее.
Я оглянулась. Вдалеке трясся грузовик. Он явно нас преследовал.
Как поглядеть, грузовики были повсюду: один впереди, отделенный парой других машин, примерно раз в минуту какой-нибудь грузовик попадался навстречу. Если этот придурок нас вычислил и оповестил своих дружков, наше дело труба. За нами будут следить на каждом шагу. К нам приближался очередной грузовик, я взглянула в кабину: водитель на миг встретился со мной глазами и тут же их отвел. На голове у него была телефонная гарнитура, он в нее что-то вещал.
— Жук, надо сматывать. Нас засекли. Водила того грузовика поглядел на меня. Ты заметил?
— Не, чёл, я смотрю, куда еду, как ты велела.
— На следующего обрати внимание.
Через пару минут показался очередной грузовик. Водитель нас явно приметил. Жук видел тоже.
Он выругался и резко свернул на следующую же отворотку. Мы покатили по узкому проселку. Одной рукой я цеплялась за дверцу, другой — за торпеду и молилась про себя, чтобы нам никто не попался навстречу. Жук притормозил, а потом и вовсе остановился там, где в сторону уводила дорожка, слишком узкая для машины.
На ней стоял зеленый указатель: «Пешеходная тропа». Сердце у меня упало.
— Хватай шмотки, дальше двинем пешком.
— Еще чего. Куда? Как?
— Заберем вещи, пройдем несколько миль по этой дорожке, найдем место для ночлега, а там я спроворю очередную тачку. Уведу с какой-нибудь фермы. Давай собирай шмотки.
Мы напихали чего могли в полиэтиленовые пакеты. Я лихорадочно перелистала атлас, выдрала те страницы, где была эта местность, и вообще все, что могли довести нас до Вестона.
— Это ты здорово сообразила, подруга.
Было видно, что адреналин из Жука опять так и прет. Со мной, видимо, было то же, но мы были как две стороны одной медали. Жук в восторге от предстоящего приключения, а меня грыз страх — погоня ведь все ближе.
Все в пакеты не поместилось. Я надела куртку — так проще, чем нести в руках, — а Жук намотал одеяло на плечи; потом, бросив последний взгляд на машину, мы зашагали по дорожке. Видок у нас, надо думать, бы еще тот — парочка придурков. Мы совсем были не похожи на туристов с рюкзаками, в походных ботинках, просто пара подростков с кучей пакетов и в прикиде из комиссионки.
С пакетами вышла куча заморочек. Один все бил меня по ноге, ну хоть плачь. Я попыталась его развернуть, перекинуть в другую руку, — никакого толку. Шлеп, шлеп, шлеп. Ручка врезалась в ладонь — резкая, противная боль. Ноги постоянно разъезжались во все стороны. Тропинка была вся в рытвинах: две колеи, выложенные камнями, большими и мелкими, а между ними — полоска травы, и все это на разных уровнях. Поначалу я шла по колее, но нога то и дело подвертывалась на камнях, тогда я перебралась на траву. Там было получше, только иногда нога соскальзывала вниз или попадала в рытвину и опять же подворачивалась. И всю дорогу — шлеп, шлеп, шлеп, черт бы побрал этот пакет. Он быстро меня достал, точно по колену сбоку бьют кувалдой.
Мы тащились по этой дороге добрую половину утра, а потом я встала и бросила оба пакета. Поднесла руки к глазам, посмотрела на ладони: они были ярко-красными, исчерченными толстыми белыми полосами там, где ручки пакетов врезались в кожу. Жук шагал себе, ему было по фигу. Можно подумать, он слушает музыку: шлепает себе под какой-то свой внутренний ритм, трясет головой, подскакивает на каждом шаге — только никакой музыки он не слушал, разве что она звучала у него в голове. Через несколько секунд до него доперло, что я отстала, и он обернулся:
— Ты чего?
— Не могу больше. Выдохлась. Можно передохнуть?
Жук глянул на часы:
— Мы идем ровно шесть минут. Если вернуться вон к тому повороту, снова увидим машину.
Я пнула один из пакетов:
— Я не могу! Не люблю я ходить пешком!
— Мы же с тобой часами шлялись по Лондону, вдоль канала, по улицам. По много миль проходили, чел. Ты можешь.
— Ну, так то Лондон, цивилизация. Там тротуары, асфальт. А тут? Нога болит. И чертов пакет по колену колотит, а руки — вон, погляди!
