Обладатель премии Брэма Стокера, присуждаемой Ассоциацией писателей жанра хоррор (Honor Writers Association), Британской премии научной фантастики, Британской премии фэнтези, премии «Дети ночи» (Children of the Night Award), премии Лорда Рутвена и дважды лауреат премии Международной гильдии критиков жанра хоррор (International Honor Guild Award), Ким Ньюмен также написал и выпустил несколько документальных работ, в том числе «Хоррор. 100 лучших книг» («Horror: 100 Best Books») и «Хоррор. Еще 100 лучших книг» («Honor: Another 100 Best Books») (обе в соавторстве со Стивеном Джонсом).
«Ныне покойный Чарльз Грант, оставивший после себя обширное литературное наследие, написал три книги: „Долгая ночь могилы“ („The Long Night of the Grave“), „Тихий шепот мертвеца“ („The Soft Whisper of the Dead“) и „Заунывный плач луны“ („The Dark Cry of the Moon“), как дань классическим голливудским фильмам ужасов, которые он очень любил, — рассказывает Ньюмен. — Это романы о том, как сначала мумия, а затем вампир и оборотень объявляются на небольшой станции Оксран (этот городок упоминается во многих произведениях Чарли) и терроризируют потомственных полицейских, представителей нескольких поколений одной семьи. И вот, когда меня попросили написать рассказ для антологии в память о Чарли, мне почему-то сразу вспомнились эти короткие, забавные и необычайно остроумные романы, так что я решил отдать должное этой части его наследия.
Когда все три произведения были опубликованы впервые, Чарли заявил, что стремился избежать интроспективного подхода, популярного в те времена в жанре хоррор, и вернулся к идее, что вампиры, оборотни и прочие потусторонние твари — мерзкие ублюдки. Мой рассказ — это своеобразный постскриптум к трилогии Гранта, а в качестве героя выступает один из самых заметных монстров студии „Universal“.
Теперь, когда нашего любимого, талантливого и замечательного Чарли больше нет с нами, история приобретает меланхолический оттенок. Я написал этот рассказ, когда мне было уже за сорок и трагедии, пережитые в молодости, заставили свыкнуться с мыслью, что люди, которых мы любим, не всегда будут рядом. К тому времени я, как и многие, уже перенес целый ряд утрат: потерял своих родителей, нескольких друзей, коллег, в том числе ровесников. Вот почему это рассказ-размышление обо всем, что проходит, а не только история о монстре, хотя, без сомнения, монстр здесь один из самых ужасных.
В заключение хочу признаться, что придумать название в духе тех, которые давал своим произведениям Чарли (да еще по той же грамматической модели), для меня оказалось едва ли не сложнее, чем написать сам рассказ».
Осень клонилась к зиме, млела от ее леденящих поцелуев; был самый конец ноября, дни стояли холодные и сумрачные, светло становилось буквально на несколько часов, а потом на город снова опускалась непроглядная тьма. Последние ржавые листья, чудом избежавшие метел дворников, вмерзали в лужи и с треском крошились под торопливыми шагами прохожих.
К концу осени пальцы у него на ногах окончательно онемели. Но зато они перестали ныть, а вот все остальное тело беспокоило постоянно: болели кости, суставы и даже мышцы лица. Болело вообще все, что только могло болеть, причем все разом.
И, как говорится, ничего тут не поделаешь, инспектор Стоктон, старость не радость. Вернее, так — у старости особые радости: смог помочиться с утра в горшок самостоятельно — считай, день удался. Инспектор Стоктон был так стар, что тот парень, который занял инспекторский пост после его отставки, успел, в свою очередь, уйти в отставку и даже умереть. Стоктон понятия не имел о том, кто занимает его должность сейчас, да ему и не было до этого дела, уж очень давно он ушел из полиции. Он только знал наверняка, что в дорожной полиции есть кто-то с такой же фамилией, как у него: значит, на нем полицейская династия не прервется. Эта мысль его успокаивала. Ведь Стоктоны работали в полиции этого округа штата Коннектикут с черт-те знает каких времен. И с какой только чертовщиной им не приходилось иметь дел! Нечистая сила предпочитала добираться до города железнодорожным транспортом, и прибывавшие поезда нужно было постоянно контролировать.
Поэтому инспектор Стоктон проводил на вокзале столько времени. Каждое утро он шел на станцию, как на работу, и, если на улице было тепло, выбирал себе какую-нибудь тихую лавочку на платформе и вел наблюдение, а осенью и зимой заходил в зал ожидания, подсаживался к печке и часами смотрел на прибывающие поезда. Он знал, что большинство местных жителей жалеют его: думают, бедному старику некуда податься, не с кем поговорить, вот он и приходит сюда каждый день, чтобы хоть как-то скрасить свое одиночество. Некоторые особо добросердечные люди даже останавливались поболтать с ним, делились местными новостями, пересказывал и телесериалы, о которых он не имел ни малейшего представления (особенно часто поминались какие-то «Секретные материалы»).
Стоктон был так стар, что многие из тех, кто, по его мнению, перебрался в город совсем недавно, на самом деле уже успели прожить здесь несколько десятков лет, а он между тем продолжал считать их «вновь прибывшими» и никак не мог запомнить их имен. Его интересовали «переселенцы» несколько иного рода. Те, о ком, в свою очередь, жители города предпочитали не вспоминать. Необъяснимое всегда пугает, и ради собственного спокойствия люди готовы обманывать себя, считая странные и страшные явления, с которыми им пришлось столкнуться, обманом зрения или плодом воображения. При свете дня легче всего призвать на помощь здравый смысл и убедить себя и всех вокруг в том, что случившееся ночью есть не более чем кошмарный сон.
Вот уже долгое время город спал спокойно, пора кошмаров, казалось, миновала. Но Стоктон знал, что это не так. Те, за кем он охотится, не глупее его. Они умеют ждать. Они никуда не спешат. Они знают, что в конце концов обязательно доберутся до него, завладеют этим городком, этой станцией — всем!
И что потом?
— Здравствуйте? — приветствовала его Айрин, дочь начальника станции.
У нее была милая манера произносить все реплики с вопросительной интонацией. Так что «Здравствуйте» в ее исполнении походило на удивленное «Здравствуете? Неужели до сих пор здравствуете?»
— Вроде того, — ответил он.
Все и впрямь было вроде того. По крайней мере, возражать Айрин он не собирался.
Девушка принесла ведерко с углем, насыпала в топку иссиня-черных угольков поверх вчерашней серой золы. Вскоре угольки зарделись, и она закрыла заслонку. Эта печка в зале ожидания обогревала служащих станции и пассажиров задолго до того, как Айрин появилась на свет. Огонь в топке не гас самыми долгими зимними ночами. Казалось, никто из местных не видел в этом ничего странного. Между тем Стоктон точно знал, что на этой станции очень много странного и нет ничего случайного.
