Он разыскивал и нашел Башню Лоранна, стремительно пронесся по ее коридорам и переходам, уже виденным в действительности. Когда перед его взором всплыло изображение каменной решетки, он словно наяву ощутил холодный ветер, пронизывающий ее беспрестанно в течение едва ли не половины всей истории человечества, вплоть до нынешнего момента. Он приблизился к решетке, выглянул наружу — и ничего не увидел. Потрясение было столь сильным, что на секунду он усомнился в собственной памяти — не было ли его видение пустыни всего лишь сном?
Затем он понял истину. Пустыня не была частью Диаспара, и поэтому ее изображение не существовало в призрачном мире, который он исследовал. В действительности за этой решеткой могло находиться что угодно: экран монитора в любом случае был бы пуст.
Но все же монитор показал ему нечто, не виденное никем из ныне живущих. Элвин выдвинул точку наблюдения сквозь решетку, в ничто, находящееся за пределами города. Затем он сменил направление взгляда на противоположное. И вот перед ним возник вид Диаспара с внешней стороны.
Для компьютеров, схем памяти, для всего множества механизмов, создававших рассматриваемое Элвином изображение, это был просто вопрос перспективы. Они «знали» форму города и поэтому могли показать, как он выглядит снаружи. Но даже понимая, как получен этот трюк, Элвин был ошеломлен эффектом. Если не наяву, то в виде призрака он покинул город. Он словно висел в пространстве, в нескольких метрах от крутой стены Башни Лоранна. Секунду он пристально глядел на гладкую серую поверхность, затем прикоснулся к пульту, и его взгляд упал на землю.
Теперь, когда он знал возможности этого чудесного инструмента, план действий был ясен. Не было необходимости тратить месяцы и годы, исследуя Диаспар изнутри, комнату за комнатой, коридор за коридором. С этого нового наблюдательного пункта он мог перелететь за пределы города и сразу же увидеть все проходы, ведущие в пустыню и окружающий мир. Чувство победы, достижения цели охватило его. В нетерпении, желая поделиться радостью, он обернулся к Хедрону, чтобы поблагодарить Шута за осуществление своей мечты. Но Хедрон исчез. И Элвин почти сразу понял причину. Элвин, вероятно, был единственным человеком в Диаспаре, способным безнаказанно взирать на изображения, проплывавшие сейчас по экрану. Хедрон мог помочь ему в поисках, но даже Шут разделял непонятный ужас перед Вселенной, пригвоздивший человечество к своему мирку на столь долгое время. Он оставил Элвина продолжать поиски наедине.
И ощущение одиночества, на время покинувшее душу Элвина, вернулось вновь. Но не было времени предаваться меланхолии: слишком многое предстояло совершить. Он опять повернулся к монитору, сделал так, чтобы изображение городской стены медленно проплывало по нему, и начал свой поиск.
Последующие несколько недель Элвина в Диаспаре почти не видели; впрочем, его отсутствие было замечено немногими. Джезерак, обнаружив, что бывший ученик проводит все время в Зале Совета вместо того, чтобы шататься у границы города, почувствовал некоторое облегчение: по его мнению, Элвину там ничто не угрожало. Эристон и Этания раз или два пытались связаться с домом Элвина; удостоверившись в его отсутствии, они не сделали для себя никаких выводов. Но Алистра оказалась более настойчивой.
Для ее собственного спокойствия было бы лучше, если б она увлеклась не Элвином, а кем-либо из других, более подходящих избранников. Алистра никогда не испытывала трудностей в поисках партнеров, но в сравнении с Элвином все другие мужчины, которых она знала, были ничтожествами, отштапмпованными по единому образцу. Она не хотела терять его без борьбы: его отчужденность и равнодушие бросали ей вызов, перед которым нельзя было устоять.
Возможно, ее мотивы были не столь эгоистичны, и в их основе лежало скорее материнское, чем любовное чувство. Несмотря на то, что функция деторождения была позабыта, женские инстинкты защиты и заботы все еще сохранялись. Элвин мог казаться упрямым, самонадеянным и твердо решившим защищать свою самостоятельность, но Алистра тем не менее ощущала его внутреннее одиночество.
Обнаружив исчезновение Элвина, она немедленно поинтересовалась у Джезерака, что с ним случилось. После секундного колебания Джезерак поведал ей все произошедшее. Если Элвин не хотел общения, сказать ей об этом он должен был сам. Его наставник ни порицал, ни одобрял эту связь. Вообще-то ему очень нравилась Алистра, и он надеялся, что ее влияние поможет Элвину приспособиться к жизни в Диаспаре.
Раз Элвин все время проводит в Зале Совета, значит, он занят каким-то исследованием; это, по крайней мере успокаивало подозрения Алистры насчет возможных соперниц. Но в ней пробудилась если не ревность, то любознательность. Она иногда корила себя за то, что бросила Элвина в Башне Лоранна, хотя знала, что если обстоятельства повторятся, она поступит точно так же. Постигнуть мысли Элвина не было возможности, сказала она себе, если только она не сможет выяснить, что именно он пытается совершить.
Она целеустремленно вступила в главный зал и была поражена, но не подавлена глубокой тишиной, наступившей сразу после того, как она перешагнула порог. Вдоль противоположной стены бок о бок были расставлены информационные машины, и она выбрала первую попавшуюся.
Как только вспыхнул сигнал опознания, она сказала:
— Я ищу Элвина; он внутри этого здания. Где я могу найти его?
Даже прожив целую жизнь, трудно было привыкнуть к полному отсутствию какой-либо запинки при ответе информационной машины на обычные вопросы. Были те, кто знали — или утверждали, что знали — как это делается, и с ученым видом рассуждали о «времени доступа» и «пространстве памяти», но от этого итоговый результат не делался менее удивительным. Ответ на любой вопрос, касающийся жизни города, приходил немедленно, несмотря на поистине грандиозный объем всей доступной информации. Ощутимая задержка с ответом появлялась только в тех случаях, когда для него требовались обширные вычисления.
— Он у мониторов, — прозвучал ответ.
От этого толку было мало, и Алистра ничего не поняла. Но ни одна машина добровольно не выдавала информации больше, чем у нее просили, а искусству формулирования правильных вопросов нередко приходилось долго обучаться.
— Как я могу встретиться с ним? — спросила Алистра, решив, что вопрос с мониторами выяснит, когда доберется до них.
— Я не могу сказать тебе без разрешения Совета.
Дело приобрело совершенно неожиданный, даже смущающий оборот. В Диаспаре почти не было мест, запрещенных для посещения. Алистра была вполне уверена, что Элвин не получал разрешения у Совета, а это могло значить только одно — ему помогает еще более высокий авторитет.
