Ночью снова похолодало. На асфальте лежала крупная снежная крупа. Черные росчерки ветвей поймали фиолетовое небо в сеть. Картонные макеты домов с торопливо вклеенными прямоугольниками оконной фольги угасали один за другим. Где-то торопливо лаяли псы.
Крис пошел мимо спящих магазинов, под арки неведомо как уцелевших в городе елей и вышел на дорогу, залитую масляным желтым светом фонарей.
Фонари периметром окружали маленькую площадь. На железных древках висели опавшие разноцветные полотнища флагов. Город готовился к празднику, и днем разноцветье флагов волновалось на свежем ветру. Ночью они спали.
В центре аллеи, окруженной скамьями на изогнутых драконьих лапах, лежал мраморный, грубо высеченный кус памятника. Под розоватым мрамором была прибита табличка с перечислением имен и заслуг, стыло несколько тощих гвоздик.
В урнах вокруг блестели алюминиевые бока банок, но людей нигде не было видно.
Серая узорная плитка под ногами слизывала эхо шагов, и Крис остановился, чтобы не ощущать вязкости и жадности этого места.
Парки и площади почти всегда находились там, где им находиться было не положено, и людям давно пора было это понять, но они с упорством и настойчивостью закатывали в асфальт и бетон то, о чем должны были помнить всегда.
— Это опасное время для встреч, — тихо сказал подошедший Игорек. — Введен комендантский час. Я дошел сюда только потому, что чувствовал людей и обходил их.
Он помолчал немного, потоптался на месте. — Морозит… Все на костях…
— Да, — сказал Крис, внимательно глядя на небо. Там, вращаясь, входила в острую звездную вилку неприметная голубоватая точка. — Не волнуйся, Игорь. Если ты умрешь, мир останется на своем месте.
Игорек тоже запрокинул голову и показал звездам бледное мальчишеское лицо.
— Я закрыл глаза, — сказал он, — и мир исчез.
— Мне жаль, — мягко ответил Крис, — но так уж все устроено.
Голубая искристая точка попала в перекрестье холодного созвездия.
Повеяло северным ветром.
— Пойдем, — пригласил Крис, — здесь и впрямь ноги к земле прилипают.
— Я поссорился с мамой, — произнес Игорек. — А ты оставил свой телефон.
— Должен же у меня быть выходной.
Ветер взметнул разноцветные флаги. Желтые фонари светили ровно, уверенно освещая пустую площадь, розовый мраморный памятник и скамьи на драконьих лапах.
Крис пропустил Игорька вперед, точно зная, что он найдет единственно верный путь в стеклянном лабиринте, в котором их, этих полупрозрачных водянистых путей, было тысячи.
Он не ошибся. Игорек вовсе не обратил внимания на спутанность переходов, арок и лестниц. Он просто шел, глубоко засунув руки в карманы светлой куртки, опустив светловолосую коротко стриженную голову.
Это значило только одно — он понимает, что, придя сюда, согласился умереть. Стеклянный тонкий пол гнулся и потрескивал под ногами. Голубоватые стены то сужались, то расходились вновь, рассыпаясь в веера залов и балконов. Толстые колонны, поддерживающие свод, помутнели, но внутри них по-прежнему горели звезды.
Это был старый перегонный путь — для прежних душ, для прежних тел погибших и умерших. В конце каждого коридора с музыкой раскрывались врата, и Запределье принимало гостей.
Ныне, Крис знал, перегонный путь лежал через тени городской канализации, а основным давно уже не пользовались.
Игорек изредка поднимал глаза, рассматривая приглушенные узоры созвездий на потолке и стенах. Они слабо пульсировали, из последних сил пытаясь приветствовать гостей как положено — подарить им радость и успокоение смерти.
Крису нравилось это место, и он раньше с удовольствием бывал здесь. Ему нравилось видеть полные света души, выбеленные, словно шелковые нежные тела; нравилось слышать музыкальный перезвон Врат.
— Нам далеко идти? — Игорек обернулся.
В лиловом проеме стрельчатой арки он казался строгим, все понимающим, усталым.
— Здесь можно блуждать, сколько тебе захочется, — вполголоса сказал Крис. — Это место было создано еще до того, как сотворили время.
Игорек помедлил, оглядел залу с новым выражением — восхищения и уважения.
— И как оно теперь?.. — спросил он, уходя под арку в синие переливы следующего коридора. — Существовать вне времени… это жестоко даже для неживого.
— Оно ничего об этом не знает — сначала времени не было, — сказал Крис, походя рукой задевая прохладные мерцающие стены. — Были предметы. Камни. Земля… Многое. Каждый добавлял что-то от себя, и получился такой… сундучок с сюрпризами. Я люблю такие вещи. У меня много разных безделушек. Их приятно перекладывать, рассматривать… Так поначалу и было, а потом мы подарили безделушкам время. Потом еще одну очень опасную вещь… и все сломалось.
— Я понимаю. — Игорек посмотрел через плечо. — Мне мама в детстве подарила такую шкатулочку. Она пела, а внутри плясали лягушата. Я заводил ее раз в день, больше не разрешали… и все равно она однажды испортилась, и… мне было очень ее жаль. Я не понимал, почему так случилось.
— Мы тоже не сразу поняли, — признался Крис. — Но понять оказалось несложно. Я открыл шкатулку и увидел вместо привычных мне пластмассовых лягушат — живых, нанизанных на спицы. Я покрутил их еще по привычке… А они вертятся, разбрызгивая кровь, болтая лапками, и видно, как бьются сердца под тонкой кожей. Я захлопнул крышку и оставил их в покое.
Игорек остановился в нерешительности. За его спиной, вращаясь, взметнулась тончайшая звездная пыль, осыпав рукава его серой курточки. — Потерял дорогу? — спросил Крис, наблюдая за ним.
Игорек медленно покачал головой.
Крис вдруг понял, что снова возвращается к прошлому и, наверное, кажется жалким.
— Это не важно, впрочем… — Крису пришлось прислониться спиной к прохладной гладкой стене — в голове мелькал рой белоснежных слепящих звездочек. — Ищи Врата.
Игорек молча развернулся и пошел вперед. Сверкающая пыльца на его куртке посерела и осыпалась прахом. Он ускорил шаг, и на следующем повороте остановился возле обычной красной двери — такие двери, металлические, с двумя замками, ставили в каждом подъезде.
— Я, пожалуй, домой, — сказал Игорек и потянул на себя ручку двери. — В свою шкатулку.
Крис замер. Игорек второй раз ушел от закономерной смерти — и снова неосознанно.
Это значило только одно — его собственная воля оберегает его, не давая ни шанса сбиться с неведомого пути.
За дверью открылась маленькая прихожая, лампа бежевым цветком, лисий хвост шубы, полочка с разноцветными бутылочками духов и жесткая расческа.
