Река Гусь текла между зеленых берегов, поражая хрустальной чистотой воды. Тому способствовали не только осетры. Уже месяц, как руководители гуслярских предприятий, пораженные сказочными результатами эксперимента, перестали сбрасывать в реку нечистую воду и прочие отходы.
Директор автобазы, ранее главный враг чистоты, а ныне почетный председатель общества охраны природы, встретил комиссию у реки. Он на глазах у всех зачерпнул стаканом воды и поднял к солнцу. Искры засверкали в стакане.
– На пять процентов чище, чем в Байкале, – сказал директор автобазы. – Можете проверить лабораторно.
– Хорошо, – сказал председатель комиссии. – Отлично. А где же ваши так называемые осетры?
На лице директора отразилась растерянность, но он был правдивым человеком, поэтому честно ответил:
– Осетры вас не дождались. Уплыли.
Профессор Минц грустно засвистел на свирели.
– Значит, раньше были, а теперь уплыли? – сказал председатель комиссии.
– Позавчера последнего видели, – сказал директор автобазы. – Понятное дело.
– Непонятное.
– Им же жрать нечего! Чего им тут делать? Скоро настоящих запустим.
– Так, – сказал председатель комиссии, глядя в голубую даль. – Были, и нет…
– Их надо теперь в Северной Двине искать, – сказал директор автобазы. – Мы туда уже предупреждение послали, чтобы не вылавливали.
– А с Марсия содрали шкуру, – непонятно для всех, кроме Грубина, сказал профессор Минц.
– Значит, мы ехали, теряли время. – в голосе председателя комиссии послышалась угроза. – И что увидели?
– Результаты успешного эксперимента, – сказал Минц. – Настолько успешного, что кажется, будто его и не было.
– Но вода-то чистая! – воскликнул директор автобазы.
– За это вам спасибо!
Наступила пауза. Все поняли, что надо прощаться. Что тут докажешь?
И в этот момент послышался приближающийся грохот лодочного мотора. Директор автобазы нахмурился. В Великом Гусляре недавно было принято постановление о недопустимости пользования моторами на чистой реке.
С моторки увидели людей на берегу, и лодка круто завернула к ним. Нос ее уперся в берег.
– Д о ктора! – закричал с лодки приезжий турист в панаме и джинсах. – Мой друг отравился!
– Чем отравился? – спросил Минц.
– Мы вчера рыбку поймали. С утра поджарили…
– Большую рыбку? – спросил Минц у туриста.
– Да так… небольшую… На удочку.
– Осетра?
– А вы откуда знаете? – Турист вдруг оробел и двинулся к носу лодки, намереваясь, видно, оттолкнуться от берега.
– Длина полтора метра? – спросил сообразительный директор автобазы. – Динамитом глушили?
– Ах, разве дело в частностях! Человеку плохо!
– Чтобы не почувствовать бензино-кислотного запаха, – задумчиво сказал Минц, – следовало принять значительное количество алкоголя.
– Да мы немного…
– Так вот, уважаемая комиссия, – сказал тогда директор автобазы. – Я приглашаю вас совершить путешествие к месту стоянки этих браконьеров и ознакомиться на месте с образцом синтетического осетра, который, к сожалению, не успел далеко отплыть от родных мест. По дороге мы захватим доктора и милиционера…
– Там только голова осталась, – в растерянности пролепетал турист. – Мы ее в землю закопали.
– Головы достаточно, – оборвал его директор автобазы.
Члены комиссии колебались.
Марсий спокойно играл на свирели.
– Не надо туда всем ехать, – сказал Саша Грубин. – Не надо.
Он показал пальцем на расплывшееся бензиновое пятно за кормой лодки.
И тут все увидели, как огромная рыбина с длинным, чуть курносым рылом, широко раскрывая рот, забирает с воды бензин. Радужное пятно уменьшалось на глазах…
– Ну что? – спросил Грубин, зайдя вечером к профессору. – Не содрали шкуру?
– В следующий раз снимут, – философски ответил Минц.
Духовой оркестр – слабость Льва Христофоровича Минца. Духовой оркестр в Великом Гусляре отличный, он получил диплом на конкурсе в Вологде.
По субботам, когда оркестр выступает на открытой эстраде в парке, профессор Минц откладывает все дела, идет в парк и слушает музыку, которая напоминает ему времена молодости. Порой к нему присоединяется Саша Грубин или старик Ложкин, тоже поклонники солидных вальсов и танго об утомленном солнце.
В ту субботу Минцу с Грубиным не повезло. В городе была небольшая эпидемия гриппа, из-за чего оркестр временно лишился барабанщика и кларнетиста. Этих специалистов пришлось позаимствовать в джазовом ансамбле, игравшем обычно в ресторане «Великий Гусляр». Молодые люди, вторгшиеся в оркестр, нарушили консервативную традицию, они спешили, сбивали с толку тубу и литавры, отчего вальс «На сопках Маньчжурии» приобрел оттенок синкопированного легкомыслия.
Разочарованные ценители отошли от эстрады и присели на голубую скамейку неподалеку от пивного ларька. Высокие столики для пивохлёбов, как неуважительно называл их старик Ложкин, отделялись от скамейки кустами сирени.
Минц и Грубин молчали, думали о науке, о смысле жизни и других проблемах, когда за кустами послышались голоса.
Басовитый, значительный голос произнес:
– Ты пей, Тюпкин, не стесняйся. Сегодня у меня большой день.
– А что, Эдуард, мысль есть, или удача пришла?
– Мысль.
За кустами помолчали. Видно, тянули пиво.
– И какая? – раздалось через полминуты. Голос у Тюпкина был негромок и деликатен.
– Радикальная, – ответил Эдуард. – Задумал я переправлять материю на расстояние. Скажем, в Саратов.
– Ого, – тихо произнес Грубин.
– Я вас всегда уважал, Эдуард, – сказал Тюпкин, – но такие мысли почти невероятны.
– Нет преград для смелого полета ума, – ответил скромно Эдуард.
– И собираетесь внедрять? – спросил Тюпкин.
– Дай мне месяц, – ответил Эдуард. – Через месяц я эту проблему расколю, как грецкий орех. А пока – никому ни слова. Сам понимаешь, вокруг завистники, недоброжелатели.
– Разумеется, Эдуард, разумеется, – согласился Тюпкин.
Звякнули кружки о столик. Раздались шаги, и уже издалека донесся вопрос Тюпкина:
– А как я узнаю об успехе вашей идеи?
– Через месяц, на этом же месте, – ответил Эдуард. – В это же время. И я скажу – удалось или ошибка.
Некоторое время профессор Минц и Грубин сидели в полной растерянности. Первым пришел в себя Грубин.
– Нет, – сказал он. – Для нашего маленького городка напор гениев невероятен. Нарушение статистики. И я его не знаю.
– Я тоже не знаю, – сказал Минц. – Не слышал раньше такого голоса. Но дело не в напоре гениев. Дело в том, что передача материи на расстояние невозможна.
– Почему? – спросил Грубин.
– Потому что в ином случае я давно бы это изобрел.
