— У нас есть огнестрельное оружие, — подтвердил ледяным тоном сэр Роберт Кройдон.
— Нам необходимо поддерживать порядок! — утвердительно сказал Латронкьэр.
— К тому же эти люди привыкли жить молочными продуктами. У них есть бараны! — воскликнул с жестким смехом Рабюто. — Пусть они оставят нам нашу муку и простыни!
Он вытянул перед собой холеные руки и продолжал смеяться. Между тем, Макс рассказывал им о жизни в долине Сюзанф, о выуживании обломков, о доставке дров, о выделке шкур. Раздался общий возглас:
— Трудиться, как рабочие? Это хорошо для горных жителей!
Они наливали друг другу полные стаканы, чокались, требовали у лакеев новые бутылки.
Жан Лаворель чувствовал возрастающее беспокойство: он испытывал физическое ощущение вечной ненависти, заставляющей тех, кто требует, набрасываться на тех, кто обладает. Точно во сне он слышал, как Макс просил снабдить их несколькими картофелинами и горстью хлебных семян. Аткинс тут же любезно исполнил его просьбу.
— Я приду взглянуть на ваши поля, — усмехнулся он.
Жоррис уложил драгоценные предметы в свой карман.
— Те, которые терпят, и те, которые властвуют!..
Несмотря на усталость, Жан продолжал мечтать… Слова еле доходили до его сознания. Немецкий акцент, американский, французская говорливость — все смешивалось в один неприятный гул. Он едва заметил, что его спутники встали из-за стола. Кто-то презрительно сказал:
— Они опустились до уровня проводников…
Шум громких голосов и опрокидываемых стульев заставил его вздрогнуть. Латронкьэр поднял свое красное с вздувшимися жилами лицо.
Лакей докладывал:
— Да… мешок с рисом… Мы только что поймали вора в погребе… Это один из этих жалких пастухов…
— Ага! — произнес немец, у которого сразу прилила кровь к голове. — Мы ему покажем…
— Нужен пример! — решил сэр Роберт Кройдон.
Они поспешно выходили один за другим. Жан хотел последовать за ними, но, покидая зал, Латронкьэр сделал знак какому-то белокурому юноше, и тот с дружеской улыбкой положил руку на плечо Лавореля.
— Мне приказано показать вам библиотеку…
Несколько бесшумно вошедших женщин окружили Лавореля. Среди них была и та, которая держалась в стороне, бедно одетая, седая, вся в черном.
— Сударь, — тихо сказала она. — Сколько у вас умирает людей в долине Сюзанф?
Снова тот же вопрос! Жан удивленно взглянул на нее. Им овладевало непонятное беспокойство.
— Я потеряла свою сестру две недели тому назад, — прошептала она и добавила:
— Я жила вместе с приятельницей в скромном пансионе. Он был затоплен… Мы укрылись сюда… Трое уже умерли…
— Сударь, — произнес другой голос.
Обернувшись, Жан увидел даму в черной тафте.
— Не могли ли бы вы увести нас в долину Сюзанф?
— Это трудно, — пробормотал он.
— По крайней мере, возьмите моего сына! Спасите моего сына! — молила она, подталкивая к Лаворелю миловидного ребенка. — Мой последний сын… Я потеряла двоих три недели тому назад!
Белокурый юноша увлекал Жана, не давая ему времени ответить. У Лавореля было определенное ощущение, будто у него отняли свободу.
Снова зал. Молчаливые игроки склонились над шахматной доской. Группы людей тихо разговаривали друг с другом. У рояля пела какая-то женщина. В отдалении сидел за книгой английский священник. Две старые английские мисс отвернулись с шокированным видом. Жан вспомнил о своих голых ногах.
Проводник увлек его дальше.
В вестибюле им поклонился портье, обшитый галунами.
Жан схватил своего спутника за руку.
— Объясните мне, почему все задают один и тот же вопрос?
Не говоря ни слова, молодой человек ввел его в галерею.
Несколько полок, уставленных книгами, кожаные кресла, маленькие столики, на которые лампы бросали светлые круги. Книги… В этой тихой, интимной комнате Лаворель почувствовал, как утихла его тревога. Подозрительная атмосфера как будто рассеялась. Несомненно, он был игрушкой возбужденных нервов… Он переходил от одной полки к другой, трогал переплеты, читал заглавия журналов, как будто находил своих лучших друзей.
— “Иллюстрасион”, “Универсальная Библиотека”, “Ревю де Монд”, “Словарь Альпийской флоры”…
Он заметил, что они были не одни. За двумя столиками читали двое мужчин.
Короткий поклон издали… Красное лицо снова погрузилось в чтение. Жан узнал англичанина. Другой встал с места, подошел… Улыбка, полускрытая седой бородой, проницательные глаза, пенсне…
— Что касается меня, то я не жалуюсь, — говорил он. — Наконец-то у меня есть время для чтения! Я начал работу об интеллектуальном образовании вашего Тепфера, о котором я ничего не знал…
— Работу! — повторил изумленный Жан.
— Развлекаться восемь или девять часов в сутки… Это единственное благоразумное занятие, доступное среди безрассудства всего окружающего… Если бы только это могло продолжаться… продолжаться… В этой комнате не особенно мешают…
Правда, звуки рояля доносились и сюда. Он никогда не смолкал, и его беспрестанно терзали неопытные руки. Это было очень досадно.
— Этот рояль наш крест! — вздохнул профессор.
Жан в изумлении смотрит на него. Полная отвлеченность. Какая ирония!.. Сон продолжался. Точно на экране кинематографа, сменялись картины самого разнообразного содержания.
— Свернуться калачиком на скале, что ли?.. Каждый делает, что умеет, — говорил его собеседник. — Вы заметили управляющего? Он продолжает заготовлять отчеты… У него любовь к порядку. Вот кто создаст себе капитал, если вернутся прежние времена… Вы увидите завтра двух английских мисс, которые будут методично завтракать. Какое им дело до исчезнувшего мира? Они получают в девять часов свой утренний кофе, сворачивают пледы в ремни и идут совершать гигиеническую прогулку.
— Они пьют только молоко… У них есть некоторый шанс продлить свое существование, — добавил со своего места англичанин.
Жан вздрогнул и поднялся с кресла. Англичанин неожиданно встал, оказавшись очень высокого роста.
— It is not fair play![5] — сказал он вдруг, повернув свое неподвижное лицо. — Мне вовсе не нравится, что здесь происходит… Я пытался закрыть глаза, читать историю Маколея, но мне это больше не удается… Я присоединюсь к горным жителям.
Жан шагнул к нему. Но профессор удержал его жестом и пробормотал, пожимая плечами:
— Есть люди, которые видят дурные сны… Да… Есть такие, у которых бывают кошмары…