Ручки зябнуть, ножки зябнуть…
Видно, стало холодать…
Вениамин взял еще один стакан соку, залпом выпил и, поймав на себе взгляд лаборантки из соседнего отдела, вдруг весело ей подмигнул.
Обеденное время кончилось…
В этот день ничего не подозревавший Вен-2, дожидавшийся возвращения хозяина на обычном месте в углу комнаты, был приговорен.
— А назову я ее Анютой! — громко произнес Вениамин, отворив дверь квартиры. Лаборантку из соседнего отдела звали Аннетой…
Компактный корпус Вена-2 начал обрастать новыми деталями. Снизу посредством эластичной муфты изящной формы Вениамин присоединил механизм управления движениями, вынув его из робота, с незапамятных времен стоявшего в прихожей. Поставила его туда Бенина жена, приспособив под вешалку: одежду вешали на раскинутые, как для объятия, манипуляторы. До своего увлечения шахматорством Вениамин занимался роботами, и весьма успешно. Сейчас прошлый опыт должен был ему пригодиться… Стоя перед оперированным роботом-вешалкой, он прикидывал, удастся ли использовать остальные его части для задуманного дела: детали были явно великоваты, а требовалось нечто миниатюрное, женственное. Пожалуй, удастся… Повозиться, конечно, придется, но делать все заново — выйдет еще дольше. А у дядьки — всего два месяца отпуску…
И, взяв отвертку, Веня начал отсоединять правый манипулятор.
Целый месяц он работал как проклятый, из вечера в вечер, а последнюю неделю — всякий раз до поздней ночи. На днях начальство вызвало его "на ковер" и предупредило о предстоящей в скором времени командировке на Окололунную-5. Ничего, как говорится, более приятного предложить не придумало.
Раньше он любил бывать на своих подопечных станциях, всегда не прочь был встряхнуться, развеяться, сменить обстановку, но с некоторых пор… С некоторых пор, отправляясь туда, он постоянно думал о возможной встрече с тем астронавтом, с тем человеком, который, возвращаясь на Землю, целует в подрагивающие губы одну женщину — красивую и умеющую варить самый вкусный на свете кофе… Было и другое, и касалось оно — тоже женщины… Сейчас она стояла посреди Вениной комнаты, голая и безучастная, не глядя на своего творца и повелителя, заснувшего у ее ног, прямо на полу, положив голову на сиденье стула.
— Фу, чертовщина! — Вениамин проснулся и непонимающе огляделся.
Сон показался ему очень длинным, он его совсем не запомнил, кроме самого конца, когда возникли полукруглые ряды компактных одинаковых ящиков формы Вена-2, только вместо передних панелей у них были лица. Лица казались Вениамину знакомыми, но наверняка он узнал только два — того весельчака дядьки и его бледного партнера из шахматного сада. Они шевелили губами и, надвигаясь на него, надрывно пели, повторяя одну-единственную фразу из старинной песни:
Нас на бабу променял…
Нас на бабу променял…
— Чертовщина…
Вениамин встал, с трудом разогнув затекшую спину, и побрел к Гарсону. Разбуженный Гарсон заворчал, жалуясь себе в поднос: ни днем, ни ночью покоя нет… завтра барин будет выходной — и так целый день на него работать придется… никакого понимания у них — ночь на дворе, а ему кофий, видите ли, подавайте, да еще послеобеденный, покрепче…
Анюта стояла посреди комнаты все в той же позе на не ведающих усталости металлических ногах, чуть приподняв холодные металлические руки. Вениамин открыл встроенный в стену шкаф. Он давно его не открывал — с самого ухода жены. Вылетевшая жирная моль испуганно метнулась к горящей лампе… Ничего из своей одежды жена не взяла, ушла в чем была, ушла, когда он сидел еще на работе, колдуя над своими аккумуляторами солнечной энергии…
Постоянно ходящая по кругам спирали мода, несколько лет назад снова нарядившая женщин в широкие до земли брюки, свободные блузы и туфли на платформах, не успела еще, слава богу, устареть. Учитывая это, Вениамин не очень-то изощрялся, придавая внешнюю форму каркасу Анюты, наклеивая на металл куски пористой резины. С этими тонкостями можно было повременить, это еще успеется. Сгладив острые углы по всей высоте каркаса от головы до колен, он оставил нетронутыми голени и, лишь начиная с лодыжек, снова пустил в дело ножницы, резину и клей… Все. Можно было одеваться. Гольфы… брюки… туфли…
Лицо стоило Вене больших трудов. Сначала он хотел придать ему сходство со своей женой, потом — с лаборанткой Аннетой, но в конце концов раздумал и подогнал, как сумел, черты Анюты под портрет белокурой красавицы, уже век улыбавшейся с крышек миниатюрных пластмассовых коробочек, призывая отведать сыра "Виола".
Проверив батареи автономного питания, он раздвинул шторы и открыл окно. Из-за угла дома напротив выплывало солнце нового дня. Рубашку долой, руки врозь, вздохнуть поглубже… Хотя нет: сначала — Мышка, потом — Гарсон, а потом уже — вдыхай себе сколько захочешь!
Появление их в садовом царстве шахматистов лишь на мгновенье отвлекло игравших и болельщиков от досок — женщины сюда обычно не заходили. Весельчак дядька открыл ветхозаветный портфель, вытащил платок и вытер лысину. Постепенно каждый, однако, счел нужным разглядеть Анюту повнимательней: кто усмехнулся, кто покачал головой, кто пожал плечами. Вениамин со своей дамой встал за спиной дядькиного соперника, и Анюта, похлопав ресницами, уставилась на доску.
Польщенный вниманием, дядька поначалу будто смутился, но не надолго.
Ах, вниманье женских глаз подливает силы в нас! — пробаритонил он задорно и рванул в головокружительную атаку своего гнедого скакуна. К лошадям он определенно питал особую симпатию. Очередная его жертва — начинающий вундеркинд с оттопыренными ушами заерзал на скамейке. Дядька был великолепен! Виртуозен, неподражаем! Когда вундеркинд понуро освобождал не принесшее ему лавров место, кто-то за спиной Вениамина проскрипел:
— Слона нет на этого фольклориста! Жаль, Слон в отъезде. Ничего, вот ужо вернется!
Еще не обернувшись, Вениамин понял, что это первый дядькин соперник, первый защитник престижа садово-шахматного королевства, смятый лавиной удалой дядькиной армии с доморощенными конягами, летящими впереди пешечного строя. Плавающие линзы соперника мстительно посверкивали…
— Эх, кончаются мои золотые денечки! — потянулся на затрещавшей под ним скамейке дядька. — Скоро я от вас, ребята, уеду… Славный город Ленинград — расставаться с ним не рад!
Анюта получила первый урок дядькиной игры, и урок получился хороший. Дома Вениамин, расстегнув на ее спине платье, заложил в запоминающее устройство все четыре тома собрания частушек и прибауток.
