Объясни, что ты имела в виду?
Всего лишь тот факт, что мы вечно забываем о своём происхождении. Мы рождены, как боги. Известны тысячи случаев, когда человек проявлял божественные способности лишь потому, что забывал о себе как о человеке. Мужчина, упавший в пропасть, приземлился живым — он летел! Молодая женщина в шоке подняла машину, сбившую ее ребёнка! Дитя в утробе матери излечило её от рака! Человек может всё. Моя боль — плата за эту забывчивость…
«Созданы по образу и подобию», — утвердительно кивнул я.
Это Библия. Не верь ей. Книга, написанная мужчинами, о мужчинах и для мужчин. Коллективный труд, уже тысячелетия позволяющий успешно оправдывать логичность рабства женщин, их физическую неполноценность, умственное убожество и списывающий на нас все беды начиная с первородного греха. Ты не ощущаешь, что, цитируя Библию, медленно, но верно становишься шовинистом?
Ну… женщины подобного литературного труда не создали.
Правильно, у нас была иная задача. Попроще. Родить детей. Сохранить очаг. Благоустроить дом. Накормить стариков. Спасти мир от войн, грабежей и насилия, культивируемых мужчинами как священное деяние!
Что-то не так?
В смысле? — сощурилась она.
— Ты злишься. — Я?!
— Ты, — уже куда более уверенно подтвердил я, чувствуя, как она пытается отвести руки. — Это даже не злость, это страх…. Ты боишся. Что случилось? Только не ври ни мне, ни себе…
— Тогда налей вина. — Лана взглядом указала на полупустую бутылку. — Ты а курсе, что каждому человеку по жизни дается некий совветчик? Не ангел-хранитель, это сложнее, и не бес-искуситель, это совсем просто, а может быть, сплав и того и другого в одном лице. Он не дает тебе готовых подсказок, не останавливает и не направляет, он лишь предполагает позицию иного взгляда. То есть всегда говорит одно и то же: взгляни на проблему с другой стороны. Что бы ни было: плохо ли, хорошо ли, больно, страшно, грустно, весело, холодно, тепло, все что угодно — заставь себя взглянуть на это с другой точки зрения. Хотя бы только взглянуть, не более! Любое решение ты потом примешь сам. Он дишь расширяет рамки твоего выбора…..
— Значит, сейчас ты стоишь перед выбором?
— Она прикрыла глаза, сделала большой глоток и молча кивнула.
— Что за проблема?
— Могила.
Первый выезд на точку прошел успешно. Задержались на полчаса, заключили все необходимые договора. Основную группу можем доставить в течение двух суток. Ряд небольших неувязок на местности: 1) Все бытовые приборы (часы, компас, ноутбук, сотовые телефоны и т. д) работают в НОРМАЛЬНОМ режиме. Что крайне ненормально для предполагаемой здесь аномальной зоны. 2) Нет контакта с местным населением, здесь не любят чужих. Деньги берут неохотно. Власть и милиция в любой момент откажутся от своих обязательств. 3) Срочно нужна астрологическая карта Астрахани, а также все возможные анализы по исследованию кармы и ауры этого города. Данные сотрудников нашего отряда слишком рознятся. Нам необходима отдельная экспертиза непредвзятых специалистов из Москвы. Подтвердите время и место прибытия группы. Мы встретим. Дополнительное финансирование не требуется.
У меня всегда было двойственное отношение к кладбищам. Я боялся смерти. Впервые испытал этот невероятно липкий страх в возрасте четырёх или пяти лет от роду. Просто сидел один в коридоре нашего бывшего дома на стареньком диване, ковыряя ногтем засохшую каплю белой краски (она была похожа на кинжал или копьё остриём вниз), и вдруг понял, что я же когда-нибудь непременно умру!
Для меня, как ребёнка, это было неким озарением или прозрением, ну чем-то не меньшим в этом роде, когда ты одномоментно, без предупреждения, самостоятельно и бесповоротно уходишь из детства. Навсегда. Потому что возвращаться уже некуда, а впереди тебя ждёт только смерть. Может быть, не сию минуту, даже не завтра, может быть, потом, намного позже, но неминуемо. И смысла жить больше нет. Как нет смысла взрослеть, расти, ежедневно борясь, тупо и неосознанно, за право умереть когда-нибудь, но не прямо сейчас…
Родители тогда посмеялись надо мной. И только тётя, двоюродная мамина сестра, погладила меня по голове, туманно объяснив, что «такова жизнь». Маленький ребёнок и близко не мог понять, что в жизни есть смерть, а в смерти начинается чья-то новая жизнь и это более чем естественный процесс бытия — он единственно возможный.
С годами моё отношение к смерти менялось от философско-романтиче-ского до сугубо рационально-практического. Я столько раз находился на краю гибели, столько раз видел смерть в лицо, ходил по краю, хоронил близких, что, казалось бы, давно должен был привыкнуть или уж по крайней мере достигнуть определённого притупления чувств, но увы… Страх не ушёл. Поэтому, когда Лана произнесла это равнодушное слово «могила», я вновь почувствовал знакомый холод, скользнувший от затылка куда-то вниз, в подреберье…
— Знаешь, где у нас в области расположено село Селитренное?
— Да, конечно. Там археологи восстанавливают Сарай-Бату, бывшую столицу Золотой Орды. У меня одно время племянник туда туристов возил, и ещё двое знакомых из пединститута работали помощниками на раскопах.
— Больше ничего не слышал? Лана мягко отвела мои руки.
Я поднял на неё удивлённый взгляд. Запрет?
— Не хочу, чтоб ты знал слишком много, — чуть отстранённо призналась она. — Не обижайся, я сама расскажу, что можно, но…
— Ты не доверяешь мне?
— Стоп. — Она крепко сжала мою руку. — Слушай. Тебе, только тебе я могу доверить себя. Всю, без остатка, без боязни, не задумываясь, потому что это — ты. Но есть вещи… — она отняла ладонь, — есть вещи вне меня, на которые я не имею права. Эта информация не принадлежит мне лично. Поэтому поцелуй меня…
Её язык был упрямым и горячим, но её губы вздрагивали. Я опгущал подчинение, а не гармонию. Значить это могло одно — она доверяла мне как мужчине, но… я никогда не был и не буду её партнёром… в определённых вопросах. И, касаясь в поцелуе её губ, я опгущал вкус неуверенности. Она тоже чувствовала это, и ей было стыдно передо мной…
— Можешь выслушать меня, не перебивая? Когда я… то есть мы говорим о могиле, то подразумеваем лишь одно — могилу Антихриста.
— ?!!
— Я не шучу. Убери руки! Прости, что кричу на тебя. — Она сама порывисто бросилась вперёд, заглаживая свою вину поцелуями. — Прости… Я не хотела, правда, но ты обещал просто слушать…
— И ты меня прости. — Я постарался прикрыть глаза, скрестил руки на груди, полностью отдавшись магии её голоса. Такого нежного, даже в раздрожении лиричного, даже когда она пыталась сознательно обидеть меня, и сказочно чарующего своей незамысловатой простотой, когда с её губ неосознанно слетало что-то искреннее и ласковое…
