Вот бы наяву окунуться в тот благостный день из далекого счастливого прошлого, когда я не пил запоями! Добрести до "Универсама", зарядиться пивком. А там - чем черт не шутит! - уплотнить это дело бутылкой "Спотыкача". В общем, поправить голову и быстренько вернуться обратно.
Попутно я вспомнил, что дома у Игоря мне также снился Василь. И тогда я проснулся в тот же самый момент, когда бережно отодвинул мальчишку, молча, встал со скамейки и ушел в сторону слепящего солнца.
Вот уж далось оно мне, это солнце! Как говорил дед, попало вороне говно на зуб!
Телефон не работал.
- Э-э-э! - закричал я и стукнул ногой в переборку, - дайте воды, сволочи!
В семь тридцать утра открыли мою каюту. Судя по очертаниям берега, мы были в районе Североморска - крутились на девиации. Стеная и охая, я принялся ползать по палубе, раскидивать сети антенн. Занятие тупое и муторное, если делать его в одиночку. Особенно, в моем состоянии. Медный канатик цеплялся за все, что угодно и мне приходилось мотаться от бака к корме. Но на помощь пришел Игорек и к обеду мы с ним пошабашили.
- Ты как? - спросил я его.
- Почти отошел, а ты?
- А я подыхаю. Трясусь, как осиновый лист. Скоро на связь выходить, а чувствую - не смогу. Ты вчера на продукты не ездил?
- Ездили все матросы. Куда ж без меня?
- "Резьбовой коньячок" в артелку не получали? (Надежда умирает последней).
- Взяли шесть упаковок: три "Цветочного" и три "ДМШ". ("ДМШ" - одеколон "Для мужчин"). Только не радуйся: капитан приказал занести все это дело к нему в каюту. Когда, мол, экипаж протрезвеет, тогда и начнут выдавать на руки.
- Вот гад, кругом кислород перекрыл!
- Значит, тебя и без шила оставили?
- Без какого еще шила?
- Ну как же, вчера, перед самым отходом, заехал на рейдовом катере ваш групповой инженер, с каким-то хмырем. С собой привезли большую молочную флягу.
- В шахту не лазили? - быстро спросил я.
- Там они втроем и крутились: их двое и наш старший механик. Я еще, грешным делом, подумал: в систему спирт заливают. Ну, как обычно, после ремонта. Не знаю как здесь, а у нас в "Тралфлоте" такой негласный закон: по литру тому кто льет, литр капитану и литр радисту. А то что осталось - в шахту. Я знаю, сам в этом деле однажды участвовал.
- У нас по-другому: по литру всем... кроме меня.
Вот попал, так попал! - думал я, имея в виду "Норильск". - Всяк норовит уколоть побольнее. Ну, Селиверстович, удружил!
Игорь все прочитал по моим глазам:
- Есть у меня почти полный флакон "Шипра". Может быть, принести?
- Он еще спрашивает! Только смотри, чтоб никто не заметил, а лучше... я тебя здесь подожду.
- Ты что, на обед не идешь?
Меня чуть не вывернуло. Я сплюнул вдруг ставшую пресной слюну и, задыхаясь, выдавил:
- Не говори при мне это слово.
С флаконом в кармане жить стало немного легче. Ты, вроде, еще не выпил, но можешь в любой момент. Есть у тебя впереди хоть какая-то перспектива.
Четыре кусочка сахара я "стрельнул" в каюте у повара. У него же спросил:
- Слышь? А спирт тяжелей, или легче воды?
- Кажется, легче, а что?
- Да так, ничего...
Шансы были не велики. Но если вода тяжелее спирта, а нас еще не штивало, почему б не попробовать?
Переодевшись в робу, я взял пустой деревянный ящик от гиросферы и поставил в него литровую банку с крышкой. Туда же положил сахарок и пластмассовый кембрик. Кружку, "фунфырик" и ключ "на семнадцать" рассовал по карманам. Так, чтоб не звенело.
...В шахте было прохладно и тихо. Мерно всхлипывала лампочка эхолота. Я быстро "накрыл на стол". Все, что было в зеленом флаконе, выцедил в кружку. Одеколон - тот же спирт. И пить его нужно умеючи, лучше - не разбавляя. Сначала глубоких вдох, за вдохом десяток глотков, мелких и частых - и сразу же - долгий выдох. На следующем вдохе можно закусывать сахаром, или "занюхивать мануфактурой" - кто как привык.
Весь "золотой запас" я вылакал в два присеста. Потихонечку забрало. Кайф от пойла тяжелый и мутный. А куда бечь? - это все-таки лучше, чем совсем ничего. Первый раз за сегодняшний день, я закурил. Спасибо хотя бы на это!
Крышка люка была "расхожена" и открылась почти бесшумно. Внизу была длинная лестница, ведущая к днищу судна, а рядом - система приводов поворота и спуска сонара. Я прислушался. Судя по звуку, вибратор работал хреново, с заметными перебоями. Как сердце с хорошего бодуна.
Под широкой железной пробкой плескалась заветная влага. Я сделал четыре полноценных глотка и пустил ее самотеком. В банке запенилась мутная жидкость с хлопьями ржавчины. Но градус в ней был и, честно скажу, неплохой градус! Примерно такой, как у "Стрелецкой".
Толцыте, мужики и обрящете. И отверзется вам от щедрот.
...Брянский жил напротив меня: чуть вправо - и дальше, наискосок. Оттуда, как раз, выносили стармеха. Он был уже на бровях. В капитанской каюте стоял "гай-гуй". Отмечали отход, как положено в "зоне трезвости". Громко играла музыка. Алла Борисовна Пугачева пела про "седого погромщика". Было грустно. В душе росло смутное подозрение, что эти счастливые люди пьют за мое здоровье.
Я ввалился в радиорубку, включил передатчик и взял чистый бланк. На бумагу легли стандартные строчки служебной радиограммы: "Мурманск АРКС диспетчеру = Вышли Кольского. Следуем район промысла. Связь открыл".
Дальше шла подпись. И тут я с ужасом обнаружил, что, напрочь забыл фамилию капитана. Попробовал ему позвонить - трубку никто не брал. Сходил, постучался в дверь. Мне оттуда сказали:
- Свободен!
Это ж надо, допился! И фамилия, вроде, простая? Какой-то, вроде бы, лес, воспетый в народных песнях? Точно какой-то лес! Там еще водятся волки.
Ничтоже сумняшеся, я дописал на бланке: "КМ (Капитан) Тамбовский".
Так телеграммку и "запулил".
Покончив с делами, я заглянул на мостик.
- Ты как? - вежливо справился вахтенный штурман.
- На десять процентов уже человек.
- Отходи. Послезавтра будем на промысле.
Перо самописца уверенно жгло бумагу, отражая рельеф дна. Я коснулся запястьем "стола". Шибануло, но очень слабо. М-да, сигнальчик-то никакой! Даже лампочка еле "плямкает"... ничего, завтра починим.
В каюте я закрылся на ключ, достал заветную банку, пропустил содержимое через фильтр. После двойной очистки, жидкость облагородилась до светло-коньячного цвета.
Кто-то ломился в дверь, матерился голосом капитана, но я не открыл, а тоже сказал:
- Свободен!
Чего волноваться? Ведь боцман заранее все укрепил...