То, что началось как «День в жизни Анны Бьюмонт», стало жизнью в жизни Анны Бьюмонт, а публика требовала еще и еще.
Анна появилась в сопровождении целой свиты обычно окружавших ее людей: парикмахеров, массажистов, костюмеров, сценаристов… Выглядела она устало и, увидев Джона и Херба, одним движением руки отослала всю свиту прочь.
— Привет, Джон, Херб, — сказала она.
— Анна, крошка, ты выглядишь просто великолепно! Воскликнул Херб, обнял ее и поцеловал.
Она стояла спокойно, опустив руки по бокам. Высокая, стройная, с пшеничного цвета волосами и серыми глазами. С широкими высокими скулами и твердой линией рта, может быть, чуть — чуть слишком большого. На фоне глубокого красно — золотого загара ее белые зубы показались Джону белее, чем он когда — либо помнил. Слишком сильная и твердая, чтобы думать о ней как о красотке, она все же была красивой женщиной. Когда Херб отпустил ее, она повернулась к Джону и после секундной нерешительности протянула ему изящную загорелую руку, сухую и прохладную в его ладони.
— Как ты, Джон? Мы давно не виделись.
Он был рад, что она не поцеловала его и не назвала «дорогой». Анна улыбнулась краешком рта и мягко высвободила свою руку, потом повернулась к Хербу. Джон двинулся к бару.
— Все. С меня довольно, Херб, — голос ее звучал слишком спокойно. Не отрывая взгляда от Херба, она взяла предложенный Джоном бокал.
— А что случилось, крошка? Я только что смотрел тебя. И сегодня ты была бесподобна, как всегда. У тебя еще не пропал дар, крошка. Ты по — прежнему берешь за душу.
— Что за фокус с ограблением? Ты, должно быть, совсем рехнулся…
— А, это… Послушай, Анна, крошка, клянусь тебе, я ничего об этом не знаю. Лафтон сказал тебе правду. Мы с ним договорились, что остаток этой недели ты просто отдыхаешь, правильно? Это тоже идет в эфир, крошка. Когда ты отдыхаешь и развлекаешься, тридцать семь миллионов человек отдыхают и радуются жизни. Это замечательно. Нельзя же их все время будоражить. Они любят разнообразие.
Джон молча протянул ему стакан виски с водой. Херб не глядя взял. Анна следила за ним холодными глазами, потом вдруг рассмеялась. Но в смехе слышалось что — то горькое, циничное.
— Ты же не дурак, Херб. Зачем ты строишь из себя дурака? — Она сделала глоток, глядя на него над краем бокала. — Я тебя предупреждаю: если кто — нибудь заберется сюда грабить меня, я поступлю с ним, как с настоящим грабителем. После сегодняшней трансляции я купила пистолет, а стрелять я умею с десяти лет. И еще не разучилась. Херб, я убью его, кто бы он ни был.
— Крошка… — начал Херб, но она оборвала его.
— И это моя последняя неделя. Начиная с субботы меня нет.
— Ты не сделаешь этого, Анна, — сказал Херб.
Джон пристально наблюдал за ним, выискивая признаки слабости, но ничего не обнаружил. Херб просто излучал уверенность. — Взгляни вокруг, Анна. Эта комната, твоя одежда, все… Ты самая богатая женщина в мире. Чего еще ожидать от жизни? Ты можешь бывать где угодно, делать все…
— В то время как весь мир будет подсматривать…
— Ну и что? Это ведь тебя никогда не останавливало. Херб принялся мерить комнату шагами, двигаясь быстрой дерганой походкой. — Ты знала об этом, когда подписывала контракт. Ты редкая женщина, Анна, красивая, эмоциональная, мыслящая. Подумай обо всех тех женщинах, у которых нет ничего, кроме тебя. Если ты бросишь их, что им останется делать? Умереть? Они могут, ты же знаешь, В первый раз в жизни они получили возможность чувствовать себя так, словно они действительно живут. Ты даешь им то, чего не давал раньше никто, то, на что книги и фильмы в старые дни лишь намекали. А теперь вдруг они поняли, что значит предвкушение восторга, любовь, блаженство и умиротворенность. Вспомни о них, Анна, опустошенных, не имеющих в жизни ничего, кроме тебя, кроме того, что ты можешь им дать. Тридцать семь миллионов ничтожеств, Анна, которые не испытывают ничего, кроме скуки и отчаяния, до тех пор, пока ты не дашь им жизнь. Что они имели? Работу, детей, счета… А ты подарила им целый мир, крошка! Без тебя они даже не захотят больше жить.
Анна не слушала. Словно в полусне, она сказала:
— Я говорила со своими адвокатами, Херб, и они подтвердили, что контракт не имеет силы. Ты нарушал его не один раз. Я соглашалась учиться стольким новым вещам! О боже, чего я только не делала! Я лазила по горам, охотилась на львов, училась кататься на горных и водных лыжах, а теперь ты захотел, чтобы я каждую неделю понемножку умирала… Авиакатастрофа — это еще не слишком плохо, всего лишь настолько, чтобы напугать меня до смерти. Потом акулы… Акулы, которых вы организовали, когда я каталась на водных лыжах. Это уже перебор, Херб. Вы меня так убьете. Ей — богу, когда — нибудь это случится, и это будет пик, выше которого вы уже пойти не сможете, Херб. Никогда!
После ее слов наступило тяжелое тягучее молчание. «Нет!» — безмолвно крикнул Джон, глядя на Херба. Тот остановился, когда Анна начала говорить, и на лице его промелькнула какая — то неуловимая гримаса то ли удивления, то ли страха. Потом лицо снова стало невыразительным, он поднял стакан и, допив виски, поставил его в бар. Когда он повернулся к ним, на губах его играла недоуменная улыбка.
— Что тебя, собственно, беспокоит, Анна? Мы и раньше подстраивали эпизоды. Ты знала об этом.
Львы во время охоты, как ты понимаешь, оказались рядом не случайно. Снежную лавину тоже пришлось подтолкнуть. Ты все прекрасно понимаешь. Что тебя беспокоит?
— Я влюблена, Херб.
Херб нетерпеливо отмахнулся от этого признания.
— Ты когда — нибудь смотрела свои передачи?
Она покачала головой.
— Я так и думал. Поэтому ты не знаешь о расширении программы с прошлого месяца. Мы начали после того, как подсадили тебе в голову этот новый передатчик. Джонни отлично поработал, Анна! Ты же знаешь этих ученых: вечно они чем — то не удовлетворены, вечно что — то меняют, улучшают! Где камера, Анна? Ты теперь даже не знаешь, где она! Видела ты камеру последние две недели? Или какое — нибудь записывающее устройство? Не видела и больше не увидишь. Ты транслируешь даже сейчас, лапушка. — Голос его стал ниже, словно то, что он говорил, забавляло его. — Собственно говоря, ты не транслируешь, только когда спишь. Я знаю, что ты влюблена. Я знаю, кто он. Я знаю, какие чувства он у тебя вызывает. Я даже знаю, сколько денег он зарабатывает за неделю. Я не могу не знать, Анна, крошка, потому что плачу ему я.
С каждым словом он подходил все ближе и ближе к ней и закончил, когда его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от ее. Он просто не мог увернуться от молниеносной пощечины. Голова Херба дернулась в сторону, и, прежде чем кто — то из них осознал происходящее, он ударил ее в ответ, сбив в кресло.
