— Так это же и есть философия.
— Не знаю, может быть, это и есть философия моей жизни. Мне странно было слушать тебя. Ты, который никогда не сдавался, вдруг стал буддистом.
— Да нет… — Иван вдруг рассмеялся.
— Ну, или чем-то вроде этого… Я не силен в определениях, да и не в этом дело. Чем ты теперь собираешься заниматься?
— Пока не решил.
— Останешься в России или уедешь?
— Не знаю пока.
— А в ближайшее время?
Иван кивнул головой, как бы давая самому себе разрешение, и сказал:
— Поеду в наш родной город. Очень хочу побывать там.
— Ностальгия?
Иван задумался. И Сергей это заметил.
— Да, в некотором роде. Мне очень надо туда попасть, и как можно скорее.
— Ну так в чем дело?
— Сегодня мы туда вылетаем.
— Все правильно. И я бы тоже не прочь побывать на родине. И, кстати, нам бы надо поговорить о деле. Ты все-таки собираешься работать?
— Нет.
— Совсем?
— Совсем.
— На любых условиях?
— На любых условиях. Этот вопрос не обсуждается.
— Но почему? Ты можешь, по крайней мере, это объяснить?
— Хорошо. Только ты не должен никому, а прежде всего Наташе, даже намекать на то, что я тебе сейчас скажу. Я тебе обязан тем, что смог довести свою работу до конца, и поэтому не хочу лгать. Так вот, Сергей, я не могу планировать свою жизнь просто потому, что времени жить у меня почти не осталось. Вот и все объяснение.
Сергей опять уставился на Ивана своим новым тяжелым взглядом.
— И ты едешь на родину, чтобы уничтожить все следы твоего труда, о котором мы говорили тогда, лежа на полянке под березами и попивая дешевое вино. Да?
— И за этим тоже. И, может быть, в первую очередь.
— Кто тебе угрожает?
— Мне никто не угрожает. Таков уговор. Ты же понимаешь, что нельзя жить с таким знанием.
— А Зильберт?
— Он еще жив?
— Вчера был жив. Сейчас узнаю, — Сергей достал сотовый телефон и набрал длинный номер. — Как Зильберт? Что? И что это может означать? Хорошо, понял.
— Зильберт находится в реанимационном отделении, сердечный приступ. Пока жив, но без сознания. Это он? — Иван медленно покачал головой. — Кто?
— То, что теперь сильнее меня.
— Не понял.
— Моя душа. Я так запрограммирован.
— Опять не понял, ты говоришь загадками.
— Бог дал мне то, что у меня никогда не было, — душу. В ней программа моей жизни, и там сказано, что я найду свою смерть очень скоро. Очень!
— Чушь какая-то!
— Это правда, Сергей. И неважно, откуда придет моя смерть. Она придет.
— Это Он? — Сергей показал пальцем вверх. Иван наклонил голову.
— А что будет с нами?
— Ничего, жизнь будет продолжаться, только все то, что касается меня, исчезнет: воспоминания людей, газетные публикации, видеозаписи — все, что касается меня.
— Как это возможно?!
— Он это может.
— Как это физически возможно?
— А как было возможно накормить пять тысяч человек народа пятью хлебами и двумя рыбами? А как было возможно мне, человеку, который не играл даже в школьном оркестре, произвести такой фурор своим первым же публичным выступлением? Ты же знаешь об этом моем концерте. Пока Лийил на Земле — все возможно. Он может внушить людям, всему человечеству все что угодно.
— Это что-то вроде психотропного оружия?
— Да что-то вроде… но если говорить о физическом смысле — он не в этом, а в том, что при помощи Лийила Бог меняет реальность…
Иван хотел объяснять дальше, но Сергей прервал его.
— Хорошо, про Лийил я слышал и раньше. Но как можно изъять газеты, уничтожить видеозаписи?
— Может быть, завтра ты получишь команду уничтожить все имеющиеся у тебя материальные носители, на которых написано мое имя. И ты сделаешь это и ничего потом об этом не вспомнишь. И такое тоже уже бывало.
— С Иисусом, например?
— Да, и с ним — в первую очередь.
— Но ведь что-то осталось.
— Только то, что Он, — Иван показал рукой вверх, — захотел оставить. Но это об Иисусе, обо мне Он не оставит ничего…
— Почему?
— Потому что он был Христос, а я Антихрист.
— Ты же не прошел путь Антихриста.
— Я — да. Но тот, кто получит мои знания, может пройти его до конца.
— Ему ведь так просто заставить замолчать любого.
— Меня же Он не заставил замолчать. Правда, я сам этого хотел. Бог не может причинять вред людям.
— Вот это да…
— Вот и все. Так что мы должны, по-видимому, попрощаться.
— Значит, ты едешь в наш город, чтобы уничтожить свои записи, потому что их кроме тебя не сможет уничтожить никто?
— Да, я их хочу уничтожить сам, собственными руками. Они не должны попасть в чужие руки. Я такое дело не могу доверить никому. Это важно для меня.
— Я понял… — Сергей посмотрел на часы, потом достал визитную карточку и записал на ней номер своего сотового телефона. — Завтра утром я буду в нашем городе.
— Зачем?
— Хочу убедиться в том, что все, сказанное тобой, правда. Хочу сам в этом убедиться. Имею я на это право?
— Имеешь. Только ты должен понимать: все, что я тебе сказал, это не только моя тайна, и поэтому ты должен молчать об этом.
— Разумеется, — отчетливо и выразительно сказал Сергей. — Об этом не беспокойся.
— Сергей, если у человека есть душа, он не должен противиться воле Бога. А Его воля в том, чтобы жизнь на Земле продолжалась и расцветала. Ты понимаешь меня? — Иван постарался вложить в эти свои слова особую убедительность.
— Да, это я понимаю.
Сергей встал.
— Тебе пора идти? — спросил Иван.
— Мне пора идти. Я жду твоего звонка. Завтра я буду в нашем родном городе.
Когда Сергей ушел, Иван подумал:
«Зачем я повезу Наташу в наш город? Только затем, чтобы она стала свидетелем моей смерти? Я ищу у нее поддержку, потому что мне трудно умирать в одиночестве. У женщины, которую люблю. И я подвергаю ее опасности, ведь меня убьет не молния, а люди, люди, которых найду я или они найдут меня. И я их, кажется, уже знаю. Сергей предаст меня, но значит ли это, что я должен его ненавидеть? — Иван вспомнил выражение глаз Сергея, и ему почему-то стало жалко его. — Каждый человек — вселенная, это верно, — подумал Иван и как бы в недоумении покачал головой. — Одно дело рассчитать это при помощи логики суперкомпьютера и совсем другое — получить как откровение, как знание, от начала времен записанное в бессмертной душе. Только в расчетах я был первый, а в получении такого знания — один в ряду миллионов, не первый, и не последний. Так что же мне делать с Наташей?»
