Она из последних сил прижалась к стене и хрипло прошептала:
— Никогда!
Черно–смоляная масса запузырилась, лопнула, выпустила пар со свистом, в котором ей послышалось: «Вс–с–сё!», и медленно опустилась, освобождая место языкам огня.
И тут она снова увидела перед собой стены, пол и потолок, а также ржавую железную дверь. Она едва смогла потянуть на себя тяжелую ручку, потому что ее безудержно рвало прямо на руки, отчего они делались скользкими. Но она все же открыла свою западню и выбралась на лестницу. Непереносимо отвратное ощущение под ложечкой, казалось, вот–вот вырвет все ее существо наизнанку. Спотыкалась и падала, ее колотило в конвульсиях о бетонные ступени подвала, пока темные своды подвала не расступились, и она вывалилась на снег из дверей кочегарки.
Наверное, с полчаса неведомая сила колотила ее тело, в приступах конвульсий заставляя пятками касаться затылка. Колотьба сдавливала грудь, спазмы перехватывали горло. Эти муки адские иногда позволяли сделать вдох, а потом до трех минут держали без воздуха, пока не потемнеет в глазах.
Когда стало совсем невмоготу, окровавленная бомжиха, которую колотила уже не дрожь, а перекручивали судороги, достала из грязного лифчика бумажную иконку, каким–то чудом умудрилась поднести ее к губам. С невероятным трудом вскарабкалась на ноги, прижала измызганную иконку к груди и пошла по городу, не разбирая, что перед ней, тротуар или проезжая часть.
Машины визжали тормозами, крутились в опасной близости от нее и друг от друга. Водители зверски матерились, готовые оторвать бабке голову, но цепенели и смолкали, едва мать Анархия проходила мимо. У нее был пустой взгляд мертвеца. Прибывшие к месту уличной пробки милиционеры даже не смотрели в ее сторону, а брезгливо отворачивались, словно не хотели замараться.
* * *
Мать Анархия вышла к кафедральному собору, обхватила, огромный деревянный крест у главного входа, да так вот и рухнула лбом в землю, намертво сцепив руки в замок. Ее сразу обступили прицерковные нищенки.
— Изуверка, что ли?
— Ай–ай, во что бабка свою плоть превратила!
— Наверное, великая постница.
— Ага, схимница из катакомбов.
— Да грешница она великая, и всего–то разговоров, — разрешил все сомнения церковный сторож. — Не трогайте ее, бабы. Пусть лежит и кается. Благочинный велел попустить ей от греха подальше.
После мороза три дня шли дожди, потом снова морозы ударили немалые, а Мать Анархия так и лежала без движения под крестом.
— Она там не окочурилась, а? — спросил у побирушек сторож.
— Не-а, теплая, — сказала пощупавшая кающуюся грешницу нищенка, брезгливо вытирая пальцы.
— Благочинный велел ее убрать, — сообщил зевакам сторож. — А то еще окочурится перед церковью. Греха потом не оберешься.
Никому не удалось расцепить заледенелые пальцы неподвижной Матери Анархии.
— Ты ей дубинкой пальцы расцепи, сынок, — советовали бабки подоспевшему на вызов милиционеру.
— Пробовал уже, так недолго и руки оборвать. Потом еще отвечай за эту падаль.
— Ей и доктора уколы делали — ничего старуху не берет.
— А что у ней в руках, сержант? — полюбопытствовал сторож.
— Дешевая бумажная иконка. А так держит — не вырвешь.
— Неделю поста без маковой росники во рту, вот подвиг–то!. С голодухи подомрет, сердешная.
— Ее бы в больницу… Обморозилась, наверное.
— Вот–вот, благочинный и беспокоится, как бы богу душу не отдала у входа в храм.
— Нет, не подохла еще. Снег под ней растаял — теплая.
— Все равно застудится. Ведь под себя всю неделю ходит, а то как же иначе? Человек же, пока еще живой.
— От воспаления легких загнется, как пить дать. Ей и так уже недолго мучиться — кожа да кости остались.
— Отмучается.
Но мучения Матери Анархии еще долго не закончатся.
* * *
Из машины под ручки вывели епископа, как тяжелобольного после выписки из больницы.
— Ну–ка покажите вашу юродивую. Кликушествует?
— Молчит, ваше высокопреосвященство, — ответствовал протоиерей.
— По–песьи не воет?
— Бесы ей язык затворили.
— Молитвы одними губами бормочет?
— Какое там! Она и на колени не вставала и ни разу и лба не перекрестила.
— Ох, вы, святые отцы! Отчитать одержимую не можете.
Архиерей осенил неподвижную грешницу крестным знамением.
— Во имя Отца, Сына и Святаго Духа отрешаю тебя от уз бесовских, раба божья.
Юродивая дернулась, как от удара электрического тока, расцепила руки и как во сне поднялась с земли на колени.
Три раза больно ударилась головой о столбовину креста и еле поднялась на ноги с разбитым лбом и залитым кровью лицом. Никто не кинулся ее поддержать.
— Эк ее бесы сокрушили, нечестивую, — рокотнул баском громогласный дьякон.
Только после этих слов Мать Анархия стала слышать звуки и заметила людей. Заметно было, что она не понимала, где находится и что с ней. Ей что–то втолковывали, о чем–то допытывались, но она не разбирала слов, а только трясла головой.
— Ступай, небога, и сама с собой разберись сначала, — напутствовал благочинный. — В храм ее не пускайте, но покормите, хоть как–то, не берите грех на душу — голодную отпускать.
Кто–то из нищих совал ей в руку хлеб, кто конфетку, но она вырвалась и пошла куда глаза глядят, а глаза ее глядели в никуда, то есть были пустые–препустые, как у слепой.
Брела она всю ночь по одетому дьявольским соблазнами рекламы городу, пока не погасли уличные фонари и бесовская подсветка зданий, извращающая перспективу ночи.
К утру Мать Анархия забрела на почти заброшенную городскую свалку далеко за городом.
«СВАЛКА ТВЕРДЫХ БЫТОВЫХ ОТХОДОВ ЗАПРЕЩЕНА» — так было написано на ржавом щите с облупившейся краской. Тут не было ни души. Мать Анархия прошла свалку из конца в конец и набрела на сгоревший и сильно покореженный вагон пригородного поезда. Натаскала тряпья, фанеры, картона и устроила там себе логовище.
Официально эту свалку закрыли еще год назад, но сюда продолжали сбрасывать городской мусор всякие предприятия и учреждения, не желающие платить за пользование свалкой твердых бытовых отходов на новых полигонах.
Свалку еще посещали «санитары города», разгребали сокровища, которые можно продать по дешевке или съесть. Мать Анархия вышла к ним, как черная тень с седыми космами и долго смотрела на бомжей. Никто из них не проронил ни слова, хотя до этого вся веселая бригада не умолкала ни на минуту.
