следующий день за обедом в Лондоне. Он не уточнил, о чем пойдет речь, сказал лишь, что хотел бы обсудить идею фильма, возможно, художественного, возможно, телевизионного. Тема не подлежала разглашению, пока мы не встретимся и не обсудим кое-какие вещи. Конечно, это пробудило во мне любопытство, и я попросил его сказать мне хотя бы, что за фильм он имеет в виду и каким образом я могу участвовать в его создании.
– Я смотрел программу на четвертом канале, – сказал он. – Пару недель назад. Один из ночных научных фильмов о теории струн. Вы упоминались как автор сценария.
– Помощник главного сценариста, – сказал я. На самом деле все, что я сделал в этой программе, – это быстро заработал пару сотен фунтов, прочитав ее сценарий, чтобы проверить его на точность, и указал на пару незначительных ошибок. Просто один мой приятель, работавший в телевизионном агентстве по поиску талантов, в ответ на какую-то услугу вывел на меня продюсерскую команду. Однако Клермонту я этого не сказал.
– Тогда вы понимаете, о чем я, – сказал Брайан Клермонт.
– Вы хотите снять фильм о теории струн? – сказал я.
– Нет. Кое-что другое.
Мы договорились встретиться в ресторане недалеко от Сити-роуд, и я на следующий день поехал туда.
Клермонт был немолод, полноват, лысоват. Он громко говорил и пил много вина, но был серьезен и полностью сосредоточен на том, чего хотел. Несмотря на его слова о конфиденциальности, когда мы говорили с ним по телефону, я обнаружил, что разговаривать с ним легко. Его сопровождала молодая женщина, которую он представил как Жаклин, свою помощницу. Большую часть времени она молчала, внимательно слушая то, о чем говорили мы с Клермонтом, и делала пометки в блокноте. Насколько я помню, на протяжении всей встречи Жаклин не проронила ни слова. Она сидела, склонив голову над блокнотом. Она не пила алкоголь и взяла себе на обед простой салат из шпината. Мы с Клермонтом заказали стейки.
После нескольких общих фраз я вкратце поведал ему о нескольких опубликованных мною статьях и профилях, а он, в свою очередь, описал телепрограммы, над которыми работал на протяжении многих лет, после чего подошел к делу.
– Меня интересует человек по фамилии Татаров, – сказал он. – Кирилл Татаров, русский математик, эмигрант, живущий в Нью-Йорке. Мне кажется, вы его знаете.
– Как бы вам сказать, – промямлил я, застигнутый врасплох. Я действительно знал Татарова, но, как и сам Клермонт, тоже был связан требованиями конфиденциальности. Я описал нашу встречу в Нью-Йорке, когда я брал у Татарова интервью в Институте Куранта, что не было великой тайной. – Я бы не стал утверждать, что хорошо его знаю, – осторожно добавил я.
– Но вы встречались с ним лично? Вы тогда писали о нем?
– Да.
– Что вам известно о том времени, когда он примерно на месяц исчез?
Так вот в чем дело! Я принялся энергично работать челюстями, как будто пытался разжевать очень жесткий кусок, и притворился, будто вспоминаю.
– Вы ведь знаете, о чем я говорю? – спросил Клермонт.
– Конечно. Что вас интересует?
Клермонт пустился в пространную историю о том, как он заключил контракт с независимой продюсерской компанией, работая поставщиком документальных фильмов о текущих событиях для Би-би-си, но что его контракт подходил к концу. Ожидалось некое щедрое вознаграждение, и он планировал вложить большую часть денег в свое дело и уже создал небольшую кинокомпанию. Ряд других разработчиков программ выразили желание присоединиться к нему, и он знал людей, которые готовы были вложиться в его проект. Все складывалось удачно, но пока что в его штат входили только он сам и Жаклин.
Он вручил мне свою визитку. Брайан Джулиан Клермонт, директор компаниии «Теорем Фильм Инишиативс» со служебным адресом в Лондоне, WC2. Телефон, факс, электронная почта, веб-сайт, социальные сети.
– Как во все это вписывается Татаров? – поинтересовался я.
– Что вам известно об 11 сентября?
– Наверное, больше, чем мне хотелось бы. Но наверное, так думают многие люди. – Меня начал беспокоить вопрос, к чему он клонит. – А в чем дело?
– Татаров был к этому причастен. Неким образом – я так и не узнал, как именно и в какой степени. Но он наотрез отказался это обсуждать, отчего я подумал, что это повлияло на него больше, чем он готов признать. Место его работы недалеко от Граунд-Зиро [1].
Может, все дело в этом. В любом случае в прошлом месяце я поехал в Нью-Йорк и встретился с ним. Он уже довольно стар, но его разум все еще остер, как лезвие бритвы. Если честно, он напугал меня. Он весьма впечатляет, но за ходом его мыслей сложно уследить. С вами тоже было так?
– Я журналист, пишущий на научные темы. Я справился.
– Он не стал рассказывать о том времени, когда исчез, не делился тем, что знает об 11 сентября. Он сказал, что в тот день был в Нью-Йорке, слышал, как пролетел первый самолет – за секунды до того, как тот врезался в Северную башню, но большую часть этого времени смотрел телевизор, как и все остальные. Честно говоря, поездка к нему оказалась пустой тратой времени. Но он вручил мне несколько журнальных вырезок, и в одной из них я увидел интервью, которое он дал вам.
– Это очень старое интервью, – сказал я. – Кажется, десятилетней давности?
– Что-то вроде того. А вы? У вас есть соображения насчет того, что он делал, когда исчез?
– Нет, – солгал я.
– Вы не знаете, где он был, с кем он был и чем занимался?
– Нет, – повторил я.
– У меня такое чувство, что вы что-то от меня утаиваете.
Вспомнив, что Клермонт предупреждал меня о том, что у нас будет конфиденциальная встреча, я подумал: в эту игру могут играть двое.
– Зависит от того, что вам нужно, – сказал я.
– Значит, вам известно больше, чем вы готовы признать.
Поняв, что мы сошлись в спарринге, я позволил ему немного поупражняться в нем. Первая бутылка вина быстро опустела, и Клермонт заказал другую. Жаклин попросила вторую бутылку минеральной воды. Мы с Клермонтом продолжали прощупывать друг друга на предмет того, что, собственно, известно собеседнику, не выдавая слишком много своей осведомленности.
Я провел с Татаровым несколько часов того времени, когда он исчез. Но он предупредил меня, что это дело секретное, что за ним зорко следят ЦРУ и ФБР, а также, вероятно, Агентство национальной безопасности и, возможно, Министерство иностранных дел Великобритании. Среди прочего предметом их обеспокоенности было его русское происхождение, и они опасались, что российские спецслужбы могут попытаться вернуть его в Россию. Сам
