И выставили больную 70-летнюю женщину из квартиры в чём она была одета — в домашнем халате, в носках да в тапочках. А на улице-то декабрь! И иди куда хочешь. Хорошо хоть, документы с собой взять позволили.
Я тогда её у себя приютил. У неё ведь совсем ничего не было. Халат, тапочки, да долг полторы тысячи евро. Три месяца мы с ней в одной комнате прожили, прежде чем однажды она тихо умерла во сне. Хорошая была женщина, добрая, умная. Всю жизнь в школе проработала учителем литературы. Детей любила очень. И своих двое было у неё. Два мальчика, близнецы. Только я никогда их не видел.
Погибли они ещё лет двадцать назад. Из института домой шли, да по дороге под машину попали. Прямо на пешеходном переходе какая-то тварь на чёрном членовозе с мигалкой сбила их и даже не остановилась. Хотя ребята на зелёный свет шли. Свидетелей куча была, и номер машины известен был. Однако, как у нас водится, не нашли никого.
Глупая смерть, нелепая. Эх, зря я о смерти вспомнил. Сердце сильнее защемило. Видно, придётся, всё же, таблетку глотать. Не могу спокойно думать об этом. Внучка, солнышко, звёздочка моя. Ниночка, надежда моя последняя. Как же так то? Семь лет уж прошло, а я как вспомню тебя, так каждый раз плачу.
Утром, как обычно, ушла в школу, в свой 10-А, да так и не вернулась. Бегал я, искал её. В полицию заявил, да там толку ноль. Голографию, говорят, оставьте. Будем искать. Ага, искать они будут, жди. Они там без взятки жопу от стула не оторвут. А что я дам? У меня и на еду-то с трудом хватало. Конечно, отдал бы и это, да только смешно такую сумму предлагать. Полицаи лишь посмеялись бы надо мной.
Соседи, кто в силах был, искать Ниночку помогали. Только так и не нашли. И лишь весной, когда стаял снег, позвонили мне из полиции и сказали, что нашли Ниночку мою. Вернее, то, что от неё осталось. Что ей перед смертью пережить довелось — страшно и представить. Изуродовали её ужасно. Ниночка. А ведь такая лапочка была. Красавица. И почти отличница. На маму свою похожа.
Мама-то её, Лена, тоже красавица была. С мужем только не повезло ей. А ведь я говорил, говорил тогда, не ходи, мол, Ленка, за него. Не ходи! Не послушалась. Лучше она знает. Любит, видите ли. И что? Двух лет не прошло, как этот кобель бросил её. Без денег, без работы, но зато с животом. Как узнал, что Лена Ниночку ждёт, так и свалил. Больше мы и не слыхали о нём ничего.
Хорошо, тогда ещё Вовка наш жив был. Помогал. Им, правда, тоже в части не так уж чтобы много платили, да и задерживали часто. Но он всё равно помогал. Сильно он нас тогда выручил. Жена-то моя, Татьяна, к тому времени уж работать не могла, дома больше лежала, сердце у неё с детства больное было. И одной моей зарплаты инженера не хватало обеспечить больную жену да дочь с грудным ребёнком.
Эх, хороший парень у нас Вовка был, жаль, что так и не женился. И погиб как мужчина. В бою. В 32-м году президент-ушлёпок нашего осколка Руси, именуемого «Демократическая Республика Московия» (сокращённо — ДеРМо), обратился к НАТО с просьбой ввести на нашу территорию свои войска. Мол, для «сохранения законности и правопорядка». А ещё ради «поддержания неизменного курса демократических реформ». А у нас уже полсотни лет одни сплошные реформы.
И когда через границу пошли эшелоны с войсками, а на подмосковные аэродромы стали садиться чужие транспортники, куцые и беззубые обломки нашей армии не выдержали. Было восстание. Сын мой, Вовка, поднял свой полк, приказал вскрыть НЗ и раздать бойцам оружие и боевые патроны. Ещё несколько подмосковных частей поддержало его. Не везде офицеры ещё окончательно спились.
Мятеж продолжался почти три недели. Три недели ребят и примкнувших к ним гражданских расстреливали артиллерией и бомбили с воздуха. И всё равно не смогли раздавить. Только использовав четыре тактических ядерных заряда, удалось остановить разгоравшееся восстание. Где-то там, в огне ядерного взрыва, сгорел и наш Вовка. И я горжусь им!
Лена моя тоже при ядерном взрыве погибла. Но не при восстании, позже. В самом начале 43-го года накопили мы с ней денег на путевку, и поехала она на два дня в Питер на экскурсию. Выправила себе визу в Балтийскую Республику и поехала. Хорошо ещё, Ниночку с собой не взяла, на две путёвки денег у нас не было. А может, лучше бы взяла. Больно уж страшную смерть Ниночка несколько лет спустя приняла. Лучше бы она, как и полтора миллиона человек, сгорела в атомном взрыве при питерском Теракте. Наверное, это было бы не так больно…
Ладно, хватит сидеть. Холодно же. Простужусь. А из лекарств мне теперь разве что чай с молоком остался доступным по цене. В аптеку заходить страшно. Ценников меньше, чем на половину моей пенсии, почитай, что и не бывает. Про врача же я и вовсе молчу. В бесплатную поликлинику запись за два месяца. А в платной моих денег хватит разве что на оплату бахил при входе. Парни какие-то появились. Вид совсем бандитский. Пойду-ка я отсюда от греха. Встали!
Ох, сердце-то как ноет. Сейчас домой приду, в кровать лягу. Мне далеко, три квартала ещё. Хорошо бы на автобусе подъехать, но там проезд целый евро стоит. Нет у меня таких денег, на автобусах разъезжать. Пешочком приходится ковылять.
Сумка какая тяжёлая. Всего-то там упаковка сухпая, собачий корм да чёрствая булка. А всё одно, тяжело мне. Старый я совсем стал. До весны доживу ли, нет? Нет, нужно глотать таблетку, а то не доживу. Худо мне. Где она тут у меня?
Ах!! Тяжёлый удар в грудь, и моя сумка вываливается из разжавшихся пальцев, а я, неловко держась за костыль, медленно оседаю на заваленный мусором, заплёванный тротуар. Но сил сидеть уже нет, и я ложусь на старый мокрый асфальт. Неужели всё?
В глазах у меня темнеет, а я чувствую, что больше не могу дышать. Последним отключился слух. Я ещё успел услышать, как мимо меня, оглашая окрестности громкой музыкой, пролетел по лужам автомобиль…
Сознание вернулось ко мне резко, будто кто-то нажал какую-то кнопку или дёрнул рубильник. Вот только что я лежал на мокром грязном асфальте, а теперь уже нахожусь в каком-то просторном светлом помещении. Мне тепло и уютно. Только я отчего-то совсем не могу шевелиться. Меня очень туго связали. А во рту у меня какая-то здоровая тёплая и мягкая штука.
Выплюнув изо рта то, что там было, я попытался извернуться и осмотреться. Почему так хорошо всё видно? Ведь на мне нет очков. Но извернуться не получилось. Моё тело слушается меня очень плохо. И, к тому же, меня держит на руках какой-то исполин. Держит нежно, совсем не больно, но при этом крепко. Не вырваться. Кто это?
Исполин ласково шепчет мне: «На, на» и вновь суёт в мой рот что-то тёплое и мягкое. Неожиданно для самого себя я пытаюсь сосать эту штуку и… из неё начинает вытекать тёплая сладковатая жидкость.
