Домин. Необычайно, мисс Еле… pardon, мисс Глори. Нет, правда, я необычайно рад… Как прошло ваше путешествие по морю?
Елена. Хорошо. Но почему…
Домин. Потому что… я хочу сказать… вы еще очень молоды.
Елена. Мы сейчас пойдем на фабрики?
Домин. Да. Наверно, двадцать два, не больше?
Елена. Двадцать два чего?
Домин. Года.
Елена. Двадцать один. Зачем это вам нужно знать?
Домин. Потому что… так как… (С восторгом.) Bы ведь у нас погостите, правда?
Елена. Это будет зависеть от того, что вы мне покажете из вашего производства.
Домин. Опять производство! Нет, конечно, мисс Глори, вы все увидите. Прошу вас, присядьте. Вас интересует история изобретения?
Елена. Да, очень. (Садится.)
Домин. Так вот. (Садится на край письменного стола, с увлечением рассматривает Елену, говорит быстро). В тысяча девятьсот двадцатом году старый Россум великий философ, но тогда еще молодой ученый отправился на сей отдаленный остров для изучения морской фауны. Точка. Путем химического синтеза он пытался воссоздать живую материю так называемую протоплазму пока вдруг не открыл химическое соединение которое имело все качества живой материи хотя и состояло из совершенно других элементов. Это произошло в тысяча девятьсот тридцать втором году — ровно через четыреста лет после открытия Америки. Уфф!
Елена. Вы что — вытвердили это наизусть?
Домин. Да. Физиология — но мое ремесло, мисс Глори. Продолжать?
Елена. Что ж, продолжайте.
Домин (торжественно). И тогда, мисс, старик Россум написал посреди своих химических формул следующее: «Природа нашла один только способ организовать живую материю. Но существует другой, более простой, эффективный и быстрый, на который природа так и не натолкнулась. Этот-то второй путь, по которому могло пойти развитие жизни, я и открыл сегодня». Подумайте, мисс: он писал эти великие слова, сидя над хлопьями коллоидального раствора, который даже собака жрать не станет! Представьте себе: вот он сидит над своей пробиркой и мечтает о том, как из этого материала вырастет целое древо жизни, как от него пойдут все животные, начиная с какой-нибудь туфельки и кончая… кончая самим человеком. Человеком из другой материи, чем мы! Мисс Глори, это было неповторимое мгновение!
Елена. А дальше?
Домин. Дальше? Теперь нужно было заставить эту материю жить, ускорить ее развитие, создать всякие органы, кости, нервы и что там еще, изобрести еще какие-то вещества, катализаторы, энзимы, гормоны и так далее. Словом, вы понимаете?
Елена. Н-н-не знаю. Кажется, очень мало.
Домин. А я так и вовсе ничего. Но он, знаете ли, с помощью своих микстурок мог делать, что хотел. Мог, например, соорудить медузу с мозгом Сократа или червяка длиной пятьдесят метров. Но так как в нем не было ни капли юмора, он забрал себе в голову создать нормальное позвоночное или даже человека. И взялся за это.
Елена. За что?
Домин. За копирование природы. Сначала он попробовал сделать искусственную собаку. На это ушло несколько лет, и получилось существо вроде недоразвитого теленка, которое сдохло через несколько дней. Я покажу вам его останки в музее. И уж после этого старый Россум приступил к созданию человека.
Пауза.
Елена. И об этом я не должна никому говорить?
Домин. Никому па свете.
Елена. Как жаль, что это уже попало во все хрестоматии.
Домин. Конечно, жаль. (Соскочил со стола, сел рядом с Еленой.) Но знаете, чего нет в хрестоматиях? (Постучал себя по лбу.) Что старый Россум был страшный сумасброд. Серьезно, мисс Глори, — но это пусть останется между нами. Старый чудак и впрямь решил делать людей!
Елена. Но ведь и вы делаете людей?!
Домин. Приблизительно, мисс Елена. А старый Россум понимал это буквально. Видите ли, он мечтал как-то там… научно развенчать бога. Он был ужасный материалист и затеял все исключительно ради этого. Ему нужно было только найти доказательство тому, что никакого господа бога не требуется. Вот он и задумал создать человека точь-в-точь такого, как мы. Вы немного знакомы с анатомией?
Елена. Очень… очень мало.
Домин. Я тоже. Представьте, он вбил себе и голову устроить все, до последней железы, как в человеческом теле. Слепую кишку, миндалины, пупок словом, вещи совершенно излишние. И даже… гм, даже половые железы.
Елена. Но ведь они… ведь они…
Домин. …не лишние, я знаю. Но если создавать людей искусственно, о, тогда уж… совсем не нужно… гм…
Елена. Понимаю.
Домин. Я покажу вам в музее то чучело, что старик состряпал за десять лет. Оно должно было изображать мужчину и жило целых три дня. У старого Россума не было ни капли вкуса. Все, что он сооружал, производило страшное впечатление. Зато внутри имелось все, как у человека. Нет, правда, в высшей степени тщательная работа. И тогда сюда приехал инженер Россум, племянник старого. Гениальная голова, мисс Глори. Едва он увидел, что творит старик, как сказал: «Глупо — делать человека целых десять лет. Если ты не станешь производить их быстрее природы, сею эту лавочку надо послать к чёрту». И сам принялся за анатомию.
Елена. В хрестоматиях об этом рассказывается иначе.
Домин (встает). Хрестоматии — платная реклама и вообще бессмыслица. Там, например, говорится, будто роботов изобрел старый господин. А ведь старик годился, быть может, для университета, но он понятия не имел о промышленном производстве. Он-то думал делать настоящих людей — ну, там: каких-нибудь новых индейцев, доцентов или идиотов, понимаете? Только молодому Россуму пришло в голову выпускать живые, наделенные интеллектом рабочие машины. Все, что написано в хрестоматиях о сотрудничестве обоих Россумов, просто детские сказки. Они страшно ругались друг с другом. Старый атеист понятия не имел о том, что такое индустрия, и в конце концов молодой запер его в какой-то лаборатории, чтобы тот возился там со своими гигантскими недоносками, а сам приступил к промышленному производству. Старый Россум буквально проклял его и до смерти своей успел соорудить еще два физиологических страшилища, пока его самого не нашли в лаборатории мертвым. Вот и вся история.
Елена. А молодой что?
Домин. Молодой Россум, мисс… это был новый век. Век производства после века исследования. Немножко разобравшись в анатомии человека, он сразу понял, что все это слишком сложно и хороший инженер сделал бы все проще. И он начал переделывать анатомию, стал испытывать — что надо упростить, а что и совсем выкинуть. Короче, мисс Глори… вам не скучно?