Она. С подругой Аней, которая веселым матом, неугомонной птичкой что-то рассказывает. Становится темно. Мы стоим втроем, рядом. Ее подруга протягивает ко мне руки, чтобы погреться, но Она берет мою ладонь первой. Будто бы ревнует. В шутку, не по-настоящему. По-настоящему ей дела нет. Отпускает ладонь и широко улыбается. И вот я уже грею руки их обеих. Ледяные. Так что больно. Начинаю согревать дыханием. Нет больше никакой подруги, есть я и Она, и вокруг темнота. И только где-то вдалеке потрескивает костер.
— Жжж-Жжж. — Она ласково смотрит мне в глаза. — Жжж-Жжж…
Жжж-Жжж.
— Мдэ?
— Алло! Спишь что ли?
— Мдаххх…
— Ща, зайду…
Звонок в дверь. Кофта, тренировочные. Пальцы перебинтованной руки еле шевелятся. Открываю дверь. Он. Антон.
— Как ты руку-то сломал? — безалаберное чудовище с добрейшими глазами и абсолютно разнузданными манерами поведения засунуло немытую кудрявую голову в мой холодильник. — Кофе есть?
— В бассейне поскользнулся. Кисть выбил, — я грузно сел на диван в кухне и потер здоровой рукой глаза. — Я тебя знаю больше двадцати лет, а ты знаешь, где кофе… мне тоже сделай. Сколько времени?
— В бассейне? Хах, класс! И чо прям жиром своим упал? Так, пхклык, да?!
— Придурок! — я улыбнулся. Этому верзиле было позволено очень многое. Мне в ответ — тоже.
— А чо ты ржешь-то тогда, раз я придурок? Сахар, где сахар? Починили руку-то вчера? Снимок сделал? Нет? Надо сделать.
Когда попробуешь хорошего кофе, а именно действительно хорошего, сделанного хорошим человеком, при хорошей кофеварке, обратно к жестяной банке Нескафе возвращаться уже не хочется. Черная жижа в моей кружке — вынужденная утренняя мера. Со многим так. С машинами, с женщинами, с жизнью. И если сесть в машину похуже — ничего вроде особенного, мол, времена разные бывают, то жить с женщиной похуже, чем любимая ранее — это из рук вон. Намеренно жить хуже, чем жил — вообще абсурд.
Три часа дня.
— А ты чего так долго спишь-то? — Антон любит задавать вопросы спонтанно с невинностью младенца.
— Да вот руки грел в лесу. Приснилась снова.
— Кто-а-это-о-господи. В прошлый раз ты ее чемоданы таскал! — смеясь, он закашлялся. Всегда так делает, когда хочет подчеркнуть особенную комичность обстоятельств.
— Да. А еще как-то раз Она была учительницей в черно-белом сне, а ее пятилетняя дочь меня цветными карандашами рисовала.
— О-ох, Сашка-Сашка. Сколько лет-то уже прошло? Два года, три?
— Не помню. Два вроде.
— И сколько еще?
— Или три?
— Бабу себе найди уже. Тридцатник ведь, эх! На плечах-то! Старичок!
— Ты вот сам в квадратную дырку треугольный кубик вставь! — не нравятся мне эти разговоры. Сам знаю, что давно пора что-то делать, но эти нежданные сны всегда все портят. Раз в два-три месяца.
— Где ты мутантов находишь, дырка у него квадратная? — как ни крути, а это как с кофе. — Сань, Сань, представь, ты находишь женщину и-де-альную, прям вот ну и-де-альную. Но она раз в месяц, ночью, неизвестно в какое число кричит: «А, А, А!» три раза! — он посмотрел на потолок, что-то подсчитывая. — Девять раз получается! Ты что делать будешь?
— Антон, тебе домой не пора?
— Ну, правда! — настаивает. Будто прям не в шутку настаивает. От несерьезности ситуации у меня на лице расплывается улыбка. — Ну, Сань!
— Ну, чо, чо, глаза раздеру, и буду орать вместе с ней, чо, не расходиться же с идеальной-то.
— Ну, тогда не все потеряно.
— Что ты там за выводы сделал?
— Ну не лицемер значит. Но надо ставки поднять. Вот представь, приходит к тебе Гитлер и голосом Льва Лещенко говорит: «Поцелуйте же меня, Александер, я дам вам миллион рублей!» Поцелуешь?
Я всегда смеюсь и бешусь на такие его шутки. Мертвого из могилы достанет. Но такой уж друг. Важные вещи он говорит редко, но напрямик и открыто. Впрочем, чаще всего он балбес. Дорогой и близкий мне балбес. Мы одногодки. Поколение неудачников, вечно летающих в облаках, выросших в девяностые на руинах сильной, строгой, но доброй державы. Выпуск школы 2000. Сейчас кто-то из сверстников спился, кто-то сел в тюрьму, кого-то уже нет в живых. А мы с Антоном все детство проиграли в только-только появившиеся компьютерные игры, вследствие чего являемся довольно умными благородными бестолочами, бездейственными наблюдателями за всеобщим стремлением зарабатывать деньги.
Четыре часа двадцать три минуты. Вконтакте. Фейсбук. Два сайта знакомств с нестерпимо холодными и чужими лицами. Яндекс пробки — 7 баллов. К черту. Кино, кальян, кофе.
— Я скажу тебе, чего я хочу! Я хочу Ее! Всю! Видеть, слышать, прикасаться! Я хочу Ее красивую жизнь, чтобы ни в чем не нуждалась, улыбалась при виде меня и была счастлива! Хочу дом возле океана!
Хочу не думать, на что купить ту или иную новую вещь! Хочу выглядеть, как Брэд Пит, хочу путешествовать, хочу восстанавливать справедливость, где это возможно! Действовать хочу! Под водой, в воздухе, на земле! И чтобы рядом верные друзья были! — практически на одном дыхании выпалил я, будто учил всю ночь. Мои глаза, полные ярости, смотрели глубоко в зрачки собеседника, сжигая все внутри. Он также пристально и зло смотрел на меня. Выслушал. Фыркнул. Я злился на него. Он на меня. Оба внезапно успокоились. Окинули друг друга рассеянным взглядом.
— Умойся и зубы почисть, — устало проговорило зеркало. Так уж оно устроено. — Придурок.
— Ну, когда к нам зайдешь уже? Мы второго кота взяли! Кошечку! Мейн-кун! — Утро в квартире родителей — место встречи блудных отпрысков. Анюта живет в соседнем доме, но, как и до многих моих друзей, дойти до нее мне удается редко.
— Боже мой, ну куда тебе столько?! Не знаю, Анют, может, вечером зайду, суши закажем, — я говорю это постоянно. А в итоге не навещаю сестру месяцами. Я люблю свою семью, но у меня все не как у людей. Меня вечно ждут где-то в гости, у меня всегда куча планов, идей и стремлений, но внутренняя тоска всегда оставляет меня дома и предпочтение отдается друзьям, которые сами приходят в мой дом, проигрывают мне в карты, вытаскивают меня в кино, на прогулку. Золотые люди. В отличие от меня моя сестра — пример семейного уюта. После развода нашла себе мужа в компьютерной игре, из другой страны, осела дома, ведет хозяйство, отменно готовит, помнит все праздники, даже работает по Интернету.
— Как у тебя жизнь-то? Рука зажила?
— Да по-старому все. Работаю, отдыхаю и мечтаю куда-нибудь свалить, — допил чай. — Рука? Вчера бинты снял. Ничего особенного.
— Куда свалить-то собрался? — у нее двое маленьких детей и она готовится стать мамой в третий раз — Выполняет план за нас двоих, поэтому она чаще всего разговаривает со всеми как с малышами. Это забавляет. И мешает отвечать откровенно.
