— А чего вы так рано? — спросил Лимон.
— Могу задать тот же вопрос, — ухмыльнулся Кишу.
— Ну, мы с Сап… с Мичеду договорились идти на рыбалку, — сказал Лимон. — Поэтому… вот.
— Ну а у нас машина в город рано шла. Кстати, господа офицеры, может, и мы тоже — на рыбалку? Костерок, рошперы… а? Когда ещё такое выдастся?
— Может быть, и никогда, — сказал отец. — Нет, Кишу, времени нет. Сегодня надо всё обсудить и к вечеру подавать рапорт.
— Да что там обсуждать, и так всё ясно, — сказал Кишу и помрачнел.
— Ясно, конечно, но решение собрания должно быть, — сказал Гюд-Фарга. — А чтоб оно состоялось, мы должны его подготовить. Не полагаясь на здравый смысл остальных. Потому что здравый смысл может раз — и забуксовать. Все помнят?
— А что случилось? — спросил Лимон.
— Пока ничего, — сказал отец. — Иди умывайся. Потом поговорим.
Сказано было так, что Лимону ничего не оставалось делать, как тащиться в ванную, долго спускать воду из медного крана, чистить зубы, мыть с мылом лицо и шею, приглаживать непокорные торчащие волосы пластмассовой щёткой… Сначала он хотел обидеться, но потом понял, что тут не до обид и что происходит что-то нехорошее; слишком уж озабочен был отец.
В задумчивости Лимон стал подниматься к себе. И услышал характерный щелчок — маленьким камешком по стеклу. Лимон вбежал в комнату, лег животом на письменный стол, дотянулся до окна, толкнул незапертую створку. Под окном прямо в клумбе стоял Сапог, то есть Элу Мичеду, собственной персоной — в камуфляже и высоких ботинках, но почему-то без рюкзака и удочек.
— Я сейчас, — сказал Лимон.
— Не пойдём, — сказал Сапог и, как будто Лимон мог не услышать его, сделал запретительный жест: скрестил руки перед лицом. — Отмена. Отбой.
— Почему?
— Говорят, война завтра начнётся.
— Что?
— То самое. Перебежчика задержали. Может, и не завтра, но вот-вот.
— Опа… И что теперь?
— У меня схрон есть. Пересижу, пока пограничники отходят, а потом в тылу врага займусь диверсиями. Хочешь со мной?
— Конечно, хочу! Только у меня Шило на шее, ты же знаешь. И мать… Может, их эвакуируют. Тогда я — сразу. Ага?
— Как скажешь. Просто меня потом можешь и не найти.
— Схему оставь.
— Ну да. Чтобы тебя пандейцы захватили…
— Я её сожгу. Или съем.
— Я подумаю.
— А чем ты собираешься их взрывать?
— Бензиновыми бомбами. Помнишь кино «Истребители танков»?
— Помню. Хорошее кино.
— Ну ладно, я побежал. Надо ещё в схрон жратвы притащить. Вечером увидимся, я тебе на карте покажу, ты запомнишь.
— Подожди, — сказал Лимон. — У меня взрывпакеты есть. Если их гвоздями обвязать, классные гранаты получатся, не хуже настоящих.
— А много?
— Четыре штуки. Два мне, два тебе. Идёт?
— Давай!
— Вечером. Они у меня тоже припрятаны. Сейчас не достать — там отец и ещё другие.
— Понял. Ладно, тогда вечером всё и обсудим. Может, ещё добудешь?
— Не знаю, попробую.
— Ну, я побежал…
Лимон слез со стола. И понял, что в комнате не один.
Шило, в одних обвисших синих трусах, стоял в дверях, протирая глаза костяшками пальцев.
— Ты чего? — спросил Лимон.
— Я тоже с вами, — сказал Шило.
— Куда ещё?
— В диверсанты.
— Так, начинается. Тебе сколько лет?
— Ну, одиннадцать.
— А в диверсанты берут с тринадцати. Так что придётся тебе, братец мой, подрасти.
— Да? По-моему, ты врёшь. Пойду у отца спрошу.
— Что спросишь?
— Почему тебе в диверсанты можно, а мне нельзя.
— Не вздумай.
— Я же говорю, ты врёшь.
— Ну, вру. Даже не вру, а так. Всё равно тебе о матери надо будет заботиться. Ты же знаешь, кто-то должен.
— Тогда ты заботься, а я пойду в диверсанты.
— Нет уж, я первый сказал.
— А прав тот, кто сказал последний. В общем, тебе решать — или я с вами, или ты с матерью. А не решишь — спросим у отца. Как он скажет, так и будет. Правильно же?
— Ты маленький ушлёпок, — медленно сказал Лимон, понимая, что ничего сделать нельзя. — Ладно, пойдёшь с нами. Но смотри. Ты знаешь, что диверсанты делают со своими, если те не подчиняются приказу?
— Чьему?
— Командира группы.
— А кто у нас командир?
— Тебе это пока рано знать. Вот соберёмся все — тогда…
— А что диверсанты делают со своими?
Лимон молча провёл пальцем по горлу.
— И ты меня?.. — Шило повторил жест.
— Если командир прикажет — да.
— А если он мне прикажет?
— Тогда сам и будешь управляться. Дадут тебе пистолет с одним патроном…
— А у вас есть пистолеты?
— Есть, — соврал Лимон. И тут же отметил для себя: об этом надо подумать.
Война! Завтра! От этих слов по спине поползли восхитительные мурашки. Ну, проклятые пандейцы, только суньтесь!..
Он быстро перебрал в уме ближайших друзей. У Пороха была охотничья трёхзарядка, у Костыля — учебная мелкашка; а Маркиз как-то говорил, что знает в Шахтах слесаря, который делает маленькие пистолеты, похожие на зажигалки, и продаёт их не слишком дорого или даже меняет на всякую домашнюю технику. И это надо успеть прокачать за сегодняшний день…
— Ну что, рекрут, уже составил план мобилизации?
Лимон вздрогнул и обернулся: в дверях стоял отец.
— Никак нет!
— Ладно, сын, давай по-простому. Сам был такой, всё понимаю. Теперь слушай и мотай на ус. Есть подозрение, что пандейцы захотят в ближайшее время пощупать нас за мягкое. Возможно, на этом участке границы.
— Завтра? — спросил Лимон и почему-то сглотнул.
— Нет, не завтра — это уж точно. Но через декаду-другую — не исключено. Идёт по ту сторону подозрительная возня… А может, ничего и не будет, просто они там у себя решили отметить юбилей битвы при Канцтрёме и ритуально популять в Мировой Свет. Но мы тут посовещались и на всякий случай решили отправить всех допризывников в Старую Крепость…
— Что?!!
— На все вакации.
— Папка, но как же…
— Конечно, понадобится решение объединённого офицерского собрания, но я думаю, нас поддержат. Почти не сомневаюсь.
— А если я не захочу?
— Это не обсуждается.
— Почему?
— Во-первых, потому что это приказ. Во-вторых, туда же отправляется мать, будет работать в столовой. Так что тебе здесь одному…
— Но вот Костыль… Кай Килиах, ты его знаешь… он же подолгу живёт один, и ничего!
— Да я не сомневаюсь, что ты проживёшь один. Но смотри: я — один из инициаторов создания этого обязательного летнего лагеря, и мой же сын в него не едет. Как я буду выглядеть?
На это Лимон ничего разумного возразить не мог.
