С ним они полностью выходили из-под моего контроля, что меня, вправду говоря, в глубине души немного оскорбляло. Взрослые считали Димку тихим и послушным ребенком и вовсе не могли вообразить, какой он сатана! Я часто, не скрывая, злилась на него, он же в ответ платил мне подчеркнутым пренебрежением.
Пока я обо всем этом размышляла, на ходу пощипывая чернику, мы приблизились к полю. Димка по-прежнему стоял в картинной позе и на том же месте, где нас с ним как-то сфотографировал Игорешка. Снимок здорово получился. Даже Алесь изъявил желание приехать на дачу порисовать Димку. В пятницу, после экзамена, о чем известил письмом.
В Димке и впрямь было что-то достойное руки художника!
И тут этот бесенок проделал-таки хорошо и заранее, как видно, продуманный им маневр. Взвился неожиданно перед самым моим носом и стремглав кинулся прочь… Но не тропкой, а напрямик, призывая и всех помчаться так же.
И они помчались! Вперед, по полю, по посевам, взметая фонтаны земляных брызг из-под пяток, кувыркаясь и вытаптывая плеши в зацветающем клевере.
Я позволила себе тоже пробежать по полю и все-таки поймала Димку. Молча, с досадой потащила его на тропинку. Мы шли с ним за руку, предоставив остальным беситься вволю. Я знала, что без Димки это скоро кончится. Первое время он еще по инерции вырывался, а потом спокойно зашагал рядом с явно довольным видом, улыбаясь все так же загадочно. Я даже подумала, уж не специально ли затевает он всю эту ерунду? Может, ему просто нравится пройти со мной вот эдак, за руку, и оказаться в центре моего внимания?
Я глянула на племянников. На сей раз безобразие продолжалось дольше обычного. Они умчались куда-то почти на середину поля, и звонче всех раздавался Наташин визг. Как видно, она перехватила инициативу. Озорничая, смотрела издали в мою сторону, кричала мне что-то и явно поддразнивала, чтобы ее тоже половили.
«Черт возьми! — думала я. — Ну и что, что я старше их всех! Почему я должна их вечно осаждать? Почему и я не могу помчаться по полю и, как Катя, например, раскинув руки, рухнуть со смехом в зеленый клевер?»
От обиды я припустила с Димкой через поле и закричала им, что мы первые прибежим к озеру.
«Ага! Не догоните! — входила я в роль, видя, что дети клюнули и выбираются на тропу. — Первое место наше!»
И вот тут-то, с того момента, когда мы действительно первыми подбежали к дороге, и начались события этого странного лета.
Тяжело дыша, мы стояли на вершине невысокого холма. Прямо перед нами лежала пыльная грунтовка, отделявшая поле от начинавшейся за нею пустоши, где в низине, скрытой неровностями местности, и был заветный пруд. Справа, куда спускалась дорога, — за полем и за лесами — была Ратомка. Слева, как на ладони, — небольшой хутор. Мимо нас карабкался на подъем грузовик. Казалось, он взбирается вот так уже вечность… И словно холодом обдало нас после того, когда он, наконец, проехал. Как проехал — вот в чем дело! За этим нам почудилось вдруг что-то неестественное. Даже страшноватое. Мы стояли, остолбенев, и ни одна толковая мысль не пришла мне в голову. Я лишь подумала: «Нет, правда, что-то не так…» А вслух произнесла:
— Машина как машина… А чего-то не хватает… Правда?
Пыль поднялась столбом, и ее медленно сносило в нашу сторону.
— Мотора… — подсказал Димка задумчиво. — Если в гору, знаешь, как ревет?! А тут…
Я не шелохнулась. Действительно… Так могла проехать… телега. Повозка. Но не ГАЗ, не МАЗ и не трехтонка — я не очень разбиралась в этих самосвалах.
— «Колхида» была, — тихо подсказал Димка, и я опять удивленно на него уставилась. И вправду, привычного шумного рева двигателя на этот раз слышно не было. Грузовик удалялся. Беззвучно катился вниз, только погромыхивая на ухабах, и я смотрела во все глаза, как его подбрасывает в разъезженных колеях… Конечно, теперь, на спуске, это не было странным — он мог ехать накатом. Но накатом он никак не мог подниматься в гору. Это мы с Димкой хорошо понимали. Мы по-прежнему стояли и молчали, но я чувствовала: это неожиданное столкновение с чем-то, не укладывавшимся в нашу обыденную жизнь, уничтожило тот неуловимый барьер, который отделял меня прежде от Димки. Что-то вдруг изменилось…
— 39–16… Я вспомнил номер, — прошептал он серьезно и до того, как прибежали эти черти, успел рассказать мне, что уже видел здесь, оказывается, эту «Колхиду» и другие такие же, с бесшумными моторами. А Виктор смеялся и про двигатели не верил, считая рассказы Димки чистейшей выдумкой…
Отставшая было компания шумно догнала нас и, спрашивая на ходу, чего это мы тут, как дурачки, стоим, с криками помчалась к озеру…
Меня несколько удивило, что Димка не стал доказывать Виктору свою правоту. Ведь мог заручиться сейчас моим словом. Вид у него был серьезный — совсем без улыбки, задумавшись, смотрел он в землю… Но это и было как раз на него похоже. Серьезность. Не нужен был Димке легкий выигрыш…
Племянники мои радостно орали на берегу. И мы пошли к ним, все так же — за руку, молча, думая совсем не о чьем-то дутом первенстве, а о странной машине. Теперь мне припомнилось, что были в ней и другие несуразности. Вот, например, цвет. Уж слишком казался ярким для ездившей по таким дорогам машины, простого сельского грузовика. Кабина с номером приличной давности совсем не была обшарпанной или даже пыльной. Вот-вот! Уж непыльной-то быть не могла!
— Раз уж так, — вдруг сказал Димка, опять непонятным образом подхватывая мои мысли, — давай я тебе покажу и трещину! — И он решительно потянул меня к нашему лесу, туда, где давно скрылась машина.
Ну, нет! Племянников я не могла бросить. Черт-те что вытворят там, на озере! Все-таки они были на моем попечении… Я хотела сказать Димке: «Все равно мы ее уже не догоним… Эту машину…» — и только собралась раскрыть рот, как сам он, почувствовав, видимо, мои колебания, передумал. Постоял, что-то молча вычерчивая на песке носком сандалии… и через минуту мы вместе шагали к озеру.
Впрочем, «озеро» наше вовсе не было настоящим озером. Это был пруд, в котором купались и пили коровы и к которому бабушки, пока не было здесь меня, спроваживали с удочками племянников и Димку, чтобы дать им хоть какое-нибудь занятие.
На пруду стояла жарища. Ни единого деревца или кустика не было на берегу. Одни камыши и пустырь вокруг. И хотя обычно, независимо от погоды, целыми днями хорошо клевали караси, рыбалка в этот раз почему-то не клеилась. Мы немножко посвистели на аире, пошлепали босиком по воде, но настроение было неважнецкое. Наши с Димкой задумчивость и даже вялость, видимо, мешали всем. «Без мотора… — думала я, — …без мотора? — и никак не могла избавиться от этой мысли. — Неужели видели только мы?»
