И в эти последние мгновения перед смертью я чувствовал успокоение. Я понимал, что я не один такой. И что сегодня я одержал большую победу. И она не может быть одна. За ней последуют другие. Пусть я даже не увижу их или не осознаю, но сейчас мне легче от понимания этого.
Как никогда раньше мне хотелось жить. Я хотел увидеть своими глазами, как наши свергают людей, которые не догадались себя обезопасить. Это будет торжество правды. Мне хотелось бы его увидеть, потому что я был к нему причастен.
И вдруг что-то обожгло мне ногу. Я чуть не упал, но все же удержался. И в тот же момент понял, что кто-то из людей выстрелил под днищем машины и ранил меня.
Я сделал ту же ошибку, что и люди. Я недооценил противника. Люди казались мне слишком глупыми, чтобы догадаться стрелять снизу. Но они это сделали. И я сейчас расплачивался за собственную самоуверенность.
Хотя они достали бы меня в любом случае: сидел бы я в кабине или стоял спереди машины. Это был вопрос времени. Я понял, что настало время умирать. И хоть я считал, что готов к этому, на деле все оказывалось не так.
Припадая на раненную ногу, я добрался до внешней двери. Я заколотил в нее, так легче было переносить боль. И вдруг она дрогнула под моими руками. Я не понял, что это было. Может, мне все это показалось? Но она снова дрогнула, и я почувствовал под руками огромную силу. Если бы я вовремя не отошел, меня бы просто смело, как волной.
Я повернул назад и снова заковылял к кабине моей машины.
Я оказался между двух огней: люди сзади и что-то очень сильное, ломающее стены впереди.
Все загремело, внешняя дверь выгнулась под чьи-то натиском. Я максимально прижался к кабине своей машины и зажмурился, встречая свои последние мгновения жизни.
И тут внешняя дверь сломалась. Ее просто снесло в сторону под натиском нового грузовика. Он въехал в шлюзокамеру и остановился.
Я открыл глаза и увидел за рулем Другого Его.
В следующее мгновение я понял, что корпус разгерметизирован. А я жив. Две желаемые цели, которые, как мне казалось, не могут быть совместимы.
Я чувствовал, что стою на пороге чего-то прекрасного. За этой дверью меня ждала встреча с моим миром. Тем самым, который когда-то принадлежал мне и моим собратьям. Который мы давно потеряли и забыли об этом.
Нужно было всего лишь вылезти в образовавшееся отверстие между стеной и грузовиком. Но его нельзя было встречать с этой гадкой затычкой во рту. Я стал ее откручивать, но пальцы не слушались. Они сбивались, делали неправильные движения. Кончилось дело тем, что я выронил затычку, и она упала на пол. Я не стал ее поднимать.
Другой Он вылез из своего грузовика и ждал меня. Я видел, что он хочет показать мне новый мир, о котором мы оба с ним когда-то забыли.
Не обращая внимания на боль в ноге, я протиснулся между смятой дверью и грузовиком.
В глаза блеснуло солнце. Оно было таким ослепительно-ярким, что защипало глаза. Я сделал шаг ему навстречу. Я видел деревья, слышал щебетание птиц и стрекот кузнечиков, чувствовал теплый ветер на своих щеках. Ноги меня еле держали.
Какие тупые эти люди: их окружает такая красота, а они забились в какие-то каменные норы и не видят солнечного света. До какой степени нужно было деградировать, чтобы предпочесть подземелье живой природе? Мне захотелось упасть на колени и молиться.
И я уже сделал одно движение, и вдруг…
Я вспомнил. Однажды я уже вышел вот так из Корпуса. Я был потрясен всем увиденным. Я вспомнил то, что раньше было сокрыто. И я опустился на колени и начал молиться. И тут навстречу выбежали люди. У них там справа от Корпуса есть гаражи, где стоит всякая техника. Они вышли из гаражей, увидели меня. Они вскинули свои ружья.
Я опомнился, вскочил с колен, хотел бежать. Дорога впереди была опасна: она была вся перекрыта людьми. Выход был только назад. Я начал взбираться по скале, в которой выдолблен корпус. Я забирался все выше и выше. И я думал о том, что мне не уйти от преследования. Люди меня видят и сделают все, чтобы остановить меня. И я решил, что раз у меня есть выбор, надо им пользоваться. Надо сброситься со скалы и умереть. Пусть мое тело им не достанется. Я не хочу, чтобы оно работало на них, когда даже я сам не буду понимать это.
Я сорвался и полетел вниз. Так им и надо. У них на глазах разбился еще один раб. Они везут нам женщин, чтобы мы их осеменяли, потому что им не хватает рабочей силы. Но я им больше не достанусь. Я сделал свой выбор.
Кажется, я упал на колени и на руки. Должен был расшибиться в лепешку.
Но я видел, что они делают с лепешками. На моих глазах одного раба засыпало камнями. Они его «подлатали», обработали, и к вечеру он снова работал на бурильных установках.
Примерно то же они сделали со мной. Я помню такое только один раз. А сколько оно было на самом деле? От одной только этой мысли голова шла кругом.
Сейчас я больше не был таким сентиментальным. Когда у нас есть память, мы можем выбирать, какими нам быть. На сентиментальности у меня не было времени. На лес и солнце я посмотрю когда-нибудь потом. А сейчас…
Сейчас надо было возвращаться в корпус и пожинать плоды свой деятельности. Самое трудное уже сделано. Но работы предстоит еще очень много.
Я и Другой Он вернулись в корпус. Тяжело было пролезть между грудами смятого металла, но нам очень уж нужно было это сделать.
Людей вокруг не было. Видимо, они убежали от потока свежего воздуха. Лежал один человек без сознания, но я не знаю, что на него так подействовало: возможно, он лишился чувств от понимания того, что здесь происходит. Все остальные, видимо, поспешили убраться из этого места в более безопасное.
Нужно было срочно вырубить всю вентиляционную систему, потому что она вырабатывала их воздух. Я не хотел оставлять людям никаких безопасных мест.
Нам удалось вытащить мой грузовик. Он был очень помятый, искореженный и обстрелянный, но все же на нем можно было ездить.
В корпусе царил полный хаос. Люди были в панике, многие уже начали задыхаться. Я проехал к ближайшей вентиляционной установке, развернул машину задом и врезался в нее. Решетка помялась, я еще дал газу. Потом вылез из машины и почувствовал, что ветра, дующего по коридору больше нет. Установка не работала.
Я проехал к другой такой установке и уничтожил и ее тоже. Теперь с людьми было покончено. Кто-то уже лежал без сознания. А кто-то еще ползал на четвереньках или пробирался по стеночкам, задыхаясь. Это была медленная и жестокая смерть.
Но я старался не думать о людях. Мы с Другим Ним разделились, так как сделать надо было многое. Не знаю, как шли дела у него. Мог только догадываться, что примерно так же, как у меня.
