Коля держал канистру мертво. Лишь только чьи-то руки приближались к ней, немедленно грозил спичкой.
Рычал. Плевался.
– Оставьте его! – крикнул учитель. – Артур, пусть сидит! Себя он жечь не станет!
Псих услышал, ощерился, блеснул горячечным взором:
– Сижу день цельный за решё… за решёткой,
В окно тюремное гляжу,
А слёзы катятся, братишки, потихо… потихоньку,
По исхудалому мойму лицу!
С коробком в зубах песня вышла на ура.
– Интересно, где его Афганистан расположен? – лицо Шамиля пошло пятнами. – Видел я таких «афганцев». Еще когда в Добровольную народную дружину ходил. Случалось, по дюжине за вечер в подрайон притаскивали.
– Сижу я цельный день в хала… халате,
На йом сплошные рукава,
Фуражка новая на вате,
Щоб не промёрз… промёрзла голова…
Охранник Вася остался дежурить возле певца. Охранник Стас вместе с хозяином направился к гостям. Артур шел впереди, ступал широко, полной стопой. Взгляд прятал, смотрел то на землю, то на носки модных туфель.
– Глупый я, Сан Петрович, – вздохнул Чисоев-старший. – Полтинник прожил, а ума не нажил. Пистолет надо было брать. Говорили мне мои ребята, пускать одного не хотели…
Младший брат услышал или почувствовал. Остановился, скривил рот.
Шаг, еще шаг…
– Хотел бы го… голыми руками
Я цепь железную порвать,
Да жаль, братишечки, я с кандалами,
Мне всё одно не убежать!
Псих умолк.
– Весело живем, да? – оскалился Артур. Оскал, судя по клыкам, был семейный, наследственный. – Хватит играть, Шамиль! Что ты хотел – увидел, что надо – услышал. Все я тебе рассказал, ничего не скрыл. Как брата, прошу, умоляю: оставь меня по-доброму! Дай дело закончить. Не за себя, за тебя боюсь. И за уважаемого Александра Петровича боюсь. Не хочу, чтобы пострадал кто-то…
Чисоев-старший набычился, сжал крепкие кулаки. Учитель махнул рукой:
– Минуточку! Позвольте пару слов…
– Не слухай його! – донеслось от забора. – Не слухай! Перевэртэнь!
Александр Петрович нашел в себе силы улыбнуться.
– Забавный титул! Артур Рустамович! Подготовка и проведение языческого обряда – дело неподсудное. Можно, конечно, упрекнуть вас в том, что вы забыли о семье, причем очень некстати…
– Мое дело! – рыкнул Артур.
Шамиль подался вперед, но учитель встал между братьями:
– Ваше, не спорю. Кажется, религиозные искания дорого стоили вашей дочери…
– Мое дело!..
– Ваше, ваше. Успехов! Но давайте еще разок сложим все вместе. Вы обиделись на Бога. Не на судьбу, не на Провидение, а лично на Творца…
У Шамиля заклокотало в глотке.
– Именно так мы вас поняли. Да и вы с этим не спорите. Итак, первый кирпичик – обида. Остальные кирпичи мы видим: валун и бревно. Как я догадываюсь, жертвенник и кумир…
– Это дядя! – взорвался старший брат. – Дядя Расул! Он муллой хотел стать, в медресе учился. Выгнали его, коньяку много пил. Обиделся он на Аллаха – прямо как ты сейчас, брат. Обиделся и сказал: Аллах не наш бог, не аварский. У нас – свои боги, правильные, старые. За аулом капище нашел, жертвы приносил…
– Каменным ножом, – подхватил учитель. – Нож, как я понимаю, вам еще не подвезли. Иначе бы мы бедного Колю уже не увидели…
– Не слухай! Перевэртэнь! Гэть його!
Александр Петрович пристукнул клюкой:
– Ваш наивный жертвенный баран, Артур Рустамович, кое-что почуял. Правда, ошибся адресом. Я-то его резать не собираюсь. Ты еще не понял, Шамиль?
Шамиль нахмурился:
– Понял? Нет, не понял. Он же псих, а не баран!
– Баран. Натуральный баран. Говоря современным языком, Артур Рустамович желает выйти из-под юрисдикции Творца. «Господь – крепость жизни моей: кого мне страшиться?» Псалом Давидов за номером 26. Считают, что более точный перевод: «Господь – крепость души моей». Твой брат, Шамиль, желает эту крепость разрушить. Выйти душой, видишь ли, на свободу. Крепость души, не жизни. Самоубийство – не выход…
– Самоубийство? – прохрипел Артур. – Ну уж нет! Себя убью, к Нему попаду. Тепленьким. Ни оружия, ни друзей… Не хочу!
– Отречение – не выход. Всевышний либо внимания не обратит, либо…
– Похули Бога та помри! – подсказали от забора.
Учитель кивнул:
– Спасибо, Коля! Иов, глава 2. «Похули Бога и умри». Тоже не выход.
– А Бечеду-мечеду жертвы приносить – выход? – возмутился Шамиль. – Ладно, брат, решил ты, что Аллах плохо с тобой поступает. Чем бревно против Аллаха поможет?
– Мое дело! – хмуро повторил младший. – Каждый сам за себя решает!
– За себя! – подхватил Александр Петрович. – Вы сказали, не я. Дело в том, Шамиль, что всякий бог требует платы. «Даю, чтобы Ты дал» – это не римляне первыми придумали. Артур Рустамович желает, чтобы аварский громовержец защитил его от Бога.
– Чужого бога! – взревел Артур. – Жесткого, подлого…
– За такую услугу барашка мало. Целого стада мало! Тут нужна настоящая жертва. Твой брат, Шамиль, вспомнил, что в селе Хитцы есть славный парень Коля. Всем хорош: псих, вероятно, с судимостями. Родственники померли…
– Меня заме… заметят часовые,
И крикнут раз, и крикнут два,
Взведут курки они, они стальные,
Наверное, убьют меня!..
– Именно! Односельчанам будет достаточно узнать, что бедного Колю пристроили в психбольницу. Документы оформить – плевое дело. Или они уже оформлены, Артур Рустамович? Одного не пойму: что вы ему про меня наплели? Педагог по определению – злодей, учеников ест, кровь их пьет. С этим соглашусь. Но почему – оборотень?
– Ничего не говорил! – отрезал Чисоев-младший. – Зачем? Я и не знал, что вы сюда приедете. А ты, Шамиль, не верь ему, не верь Александру Петровичу! Хороший он человек, мудрый, но старый. Все перепутал, все наизнанку вывернул. Доказательства где? Бревно есть, камень есть, Коля-афганец есть. Живой! И все живы: никого не режу, не убиваю. Да, обиделся я на Творца. Не хочу под Его рукой ходить, на ниточках висеть. А больше ничего и нет. Не докажете!
Александр Петрович еле удержался от привычного: «Не ври!» Дети выросли… Куда больше его беспокоило то, что речь Артура стремительно теряла былую гладкость. Акцент прорезался сильней, чем у Шамиля, звуки выходили гортанными, цокающими. Не речь – клекот орла, стук копыт. Кожа на лице Чисоева-младшего потемнела, заострился орлиный нос…
– Я, Артур, ничего доказывать не собираюсь. Сегодня утром ваш брат сказал мне: «Не понимаю, что происходит!» Я, как мог, объяснил. Конец урока.
Он повернулся к Шамилю, но чемпион лишь сдвинул густые брови. Артур тоже промолчал. Псих, и тот оборвал песню. Поставил канистру на землю, коробок выплюнул.
– А теперь слушай меня, брат, – сипло начал Шамиль. – Внимательно слушай!
