спящего Натахтала. Грозный воитель был временно недоступен.
– Во-вторых, я тебя заколдую, – подхватил Гадис, хотя прекрасно понимал, что может только блефовать.
– А я усыплю, – вякнул Бадис, думая о том, что прицел у его кифары надежно сбит.
– Скидку не дам, – грозно бросила Латис – единственная, кто испытывал гордость за себя.
– Еще не придумала, – отмахнулась усталая Астролябия.
– Снимай кандалы, – выставил ультиматум великий волшебник. – А затем проваливай.
Голубок растерянно переводил взгляд с одного безумца на другого. Когда он устраивался в тюрьму по объявлению, никто не предупреждал, что придется иметь дело с настоящими головорезами. Собрав всю волю в пернатый кулак, дозорный подавил последние очаги страха и ответил ровным голосом:
– Ладно. Только не говорите, что это был я.
Голубок достал из кармана хитроумное устройство. С виду оно напоминало пассатижи, только на самом конце плясали те же чудные искры, что опутывали кандалы. Зажав любопытным приспособлением левый браслет, пернатый прищемил Серетуну кожу.
– Аккуратнее! – выпалил раздосадованный волшебник. – Я тебе это припомню.
Потерпи, мой хороший. Мы еще не закончили. Это была маленькая месть за нервы, которых уже не вернуть. Дальше – интереснее. А пока – всего лишь небольшая проказа.
Вот только строить козни Серетуну становится все противнее. Будто я сам превращаюсь в Василия, который и дня не может без того, чтобы не покрутить кому-нибудь мозги.
Вызволив чародея из плена, стражник молча сбежал, чтобы не дай бог не вступить с арестантами в неуставные отношения. Судьба усыпленного Гуль-Буля совершенно не волновала трусливого голубка.
Серетун, недовольно потирая руку, пошел будить неутомимого воителя. Брови великого волшебника насупились. Сосредоточенно присев над храпящим телом, чародей принялся величественно стучать по Натахталовым щекам, приговаривая:
– Вставай, спящая красавица!
– И все? – разочарованно спросил Гадис. Не таким он хотел стать, когда повзрослеет.
– Надо беречь силы, – рассудительно отозвался чародей, продолжая отвешивать воителю все более тяжелые оплеухи.
Не мог бы Серетун называться великим волшебником, если б не умел лукавить.
В мире эскапистов магия была весьма нестабильной. Зависела она исключительно от веры того, кто наводит заклинания. Принимая выдумку за реальность, можно открыть много нового, в том числе и магические способности.
Дети были самыми сильными волшебниками за счет своей непосредственности. Естественно, никто в здравом уме не сообщал им это, иначе беды было бы не миновать. Их обучали и ждали, пока они повзрослеют, чтобы сила сравнялась с учительской.
Выражение "Если б юность знала, а старость могла" тут понимали слишком буквально.
Серетун верил в происходящее, только когда вокруг царил мрак войны. Поэтому его хижина и стояла у поля брани – где источник силы максимальный.
А сейчас волшебник был особенно уязвим, потому что находился в более мирном уголке цивилизации и хранил страшный секрет.
Ой, знаю я твой секрет. Со мной общаешься, вот тебе и тошно. Я бы тоже не был в восторге, если б за меня думал и решал автор. Это же какой стресс – узнать, что ты, в лучшем случае, следы чернил на бумаге, а в худшем – пучок байтов на недолговечном жестком диске.
Наконец, глаза неутомимого бойца открылись, и он расслабленно улыбнулся столпившимся вокруг беглецам.
– Как приятно, что вы рядом, – блаженно молвил воитель, потянувшись.
– Хорош валяться, – рявкнул Серетун. – Нас ждет великая битва.
– Как? Где? – Натахтал тут же подскочил, выхватив острый клинок.
– Вообще-то, на входе все отобрали, – резонно заметил волшебник, обращаясь в пространство.
Рука воителя проскочила мимо того места, где должны были находиться ножны. Натахтал подумал секунду и тихо молвил:
– Бегом.
Бывших узников не пришлось уговаривать дважды. По команде все шестеро рванули к лестнице что есть сил. Близнецы, упорно толкая друг друга, рассердили сестру в конец, и Латис крикнула:
– Прекратить!
Добравшись до конца коридора, странная компания уже собиралась спускаться, но ее пыл остудили стражники, поднимавшиеся на этаж по той же несчастной лестнице. Десять отборных сизоруких солдат готовились вязать героев, не пренебрегая физической силой.
– Прорвемся, – оптимистично заверил друзей Серетун.
Отрезав путь к отступлению, голубки начали недовольно урчать, пытаясь тем самым подавить собственный страх перед опасными преступниками. Им удалось принять достаточно грозный вид, чтобы доблестная шестерка по-настоящему прониклась степенью своей вины.
Морская профессия обязывает к незамедлительному принятию решений в критических ситуациях. Находясь на борту, мы должны отдавать себе отчет, что – никто, кроме нас. Выпадет человек за борт – спасать его нам, будем гореть – тушить пожар нам, будем тонуть – эвакуироваться тоже нам. Выглядит это справедливо: мы сами выбрали этот путь, а значит, должны нести ответственность.
На деле же все немного сложнее.
Миром правят деньги. Это известно каждому. Прогресс вершится только из соображений экономии. Поэтому наш любимый менеджмент и осмелился отправить хромое судно в порт, наврав лоцману об отсутствии проблем.
Одной из причин, почему капитан мог срочно вызвать меня на мостик, было его желание устроить очередной выговор. Но в этот раз все оказалось гораздо серьезнее.
На пути в порт, прямо с лоцманом на борту судно заглохло в узеньком канале, отдавшись на волю течения. Вахту несли старпом с капитаном. Экипаж уже подняли на уши, чтобы бросить сразу оба якоря, если понесет в сторону берега.
– Все-таки, доигрались, – шепнул я Максиму на ухо. Мы тихонько засмеялись, но мастер это услышал.
– Очень весело? – обратился Василий ко мне. – Сейчас выпишу предупреждение, и уже не захочешь смеяться.
– Кхм, извините, – ответил я. Оказалось, так проще. Не пререкаться, не лезть на рожон, а просто покорно кивать головой.
Некоторым нравится чувствовать свою правоту.
– Капитан, я не буду заводить вас в порт, – послышался мягкий китайский говор лоцмана, когда движок смог стартануть.
– Ну, что ж, справедливо, – ответил Василий.
– Лодка уже в пути. Приготовьте трап с правого борта.
Удостоверившись, что мы не будем ломиться к причалу и пойдем на рейд, узкоглазый навигатор покинул борт.
В этот раз честь бросать якорь выпала мне. На залитой светом палубе бака, устало рассматривая огромную цепь, толпились два матроса и боцман.. За последнее время это был уже седьмой раз.
