Всеслав отложил книгу и задумчиво посмотрел в окно. Монотонное гудение двигателей убаюкивало. В самом деле: может быть вздремнуть?
Старинные ксеноновые фонари. Шелест мелких волн за парапетом. Негромкая музыка где-то неподалеку. Всеслав сидел, крепко прижав к себе медвежонка и смотрел, как мелкие ночные бабочки суетятся вокруг ламп.
Внезапно за спиной лязгнуло, обрушилось. Мишка дёрнулся, Всеслав, точно выстреленный из рогатки, отскочил прочь и оглянулся. На каменных ступенях жирно поблескивал воронёными стволами и лакированными прикладами холм разнообразного оружия высотой в человеческий рост.
Мальчик осторожно подошёл, присел на корточки. Потянул за ремень автомата. Тот не хотел вылезать из кучи, цеплялся за другие смертоносные предметы.
-Игра в бирюльки. –заметил Мишка. –Тянуть не умеешь.
Тогда Всеслав дёрнул сильнее и немецкий М-40 времен Второй Мировой выскочил из груды винтовок, ручных пулеметов и карабинов. Отставив ствол в сторону, Всеслав нажал на спусковой крючок. Послышался сухой щелчок.
-Не заряжен. –спокойно прокомментировал медвежонок.
Был извлечен массивный браунинг. Щелчок.
-Не заряжен.
Автомат Калашникова. Тот же результат.
-Ну, и долго ты будешь чепухой заниматься? –поинтересовался плюшевый друг. –Пойдём-ка лучше.
-В самом деле. –согласился Всеслав. –А куда?
-Прямо. И побыстрее.
-«А здесь, знаешь ли, приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте! - произнесли вдруг в кустах. - Если же хочешь попасть в другое место, тогда нужно бежать по меньшей мере вдвое быстрее!»
-Что это? –недовольно спросил Мишка.
-Это «Алиса в Зазеркалье». – тут же ответили из кустов.
-Учтём. –проворчал медвежонок.
Пока они разговаривали, холм оружия незаметно исчез, Всеслав пробежал наверх по освободившейся лестнице и направился к зданию, сиявшему огромными витринами.
Саракш, Островная империя
Желтый Пояс, о.Цаззалха, город Дезго-Гайхози
9 часов 80 минут, 5-го дня 3-ей недели Белого месяца, 9590 года от Озарения
Не очень холодной выдалась ночь. Работать вполне можно. И даже не замерзаешь, когда останавливаешься отдохнуть. Сегодня нет надзирательниц: приближается новогодний праздник. Надсмотрщицы, разумеется, будут встречать Новый год с мужьями и детьми. Островитянки готовятся к нему загодя и очень тщательно. Вот и сегодня вечером надсмотрщица предупредила, Алию, что ночные работы их отряд будет производить самостоятельно. Алия была назначена старшей.
Ну, вот и хорошо. Можно было выполнить все задания пораньше и особо не надрываясь. Тем более, что основную работу все равно придется выполнять утренней смене.
…Двенадцать лет назад в Хонти догорала гражданская война. Как-то дружинники Хонтийской Унии Справедливости разгромили боевиков Хонтийской Патриотической Лиги и приступили к «зачистке» среди мирного населения. Десятки тысяч людей в ужасе бросились бежать в горы, но там тоже шли ожесточенные бои. Беженцам пришлось повернуть к пустынному морскому побережью Затоки. Там они разместились в развалинах заброшенных городков и поселков, разоренных пиратами. Нет, как оказалось, не «разоренных», а «разоряемых». Потому что прекрасно осведомленные обо всем островитяне выждали необходимое время и нанесли очередной удар. Две десантных группировки высадились по обе стороны Затоки и взяли осевших там беглецов в классические «клещи».
Среди пленных оказалась тридцатидвухлетняя управляющая отделом сбыта фарфоровой фабрики Алия Зугдадико. При облаве муж попытался спасти ее и их мальчика. Алия никак не ожидала такого мужества от скромного и тихого человека, с которым прожила четыре года. Инженер-дорожник Зухар Зугдадико спрятал жену и сынишку в погребе, тщательно присыпал крышку мусором, достал старую охотничью двустволку отца и девять заветных патронов, которые хранил, как зеницу ока. Потом сел в противоположный входу угол и взвел курки. Алия слышала хлесткие очереди десантных карабинов, насчитала девять бухающих ружейных выстрелов. Потом наверху послышались топот, чужая речь, по полу проволокли тяжелое. Мальчик кашлянул и крышка погреба отворилась…
Морские пехотинцы империи провели обстоятельную селекцию, на месте ликвидировали нетранспортабельных. Больного корью малыша Алии отобрали сразу. Наверное, он теперь покоится в братской могиле, места которой не узнает никто.
Спасать несчастных было некому. После осмотра пленных забили в трюмы подводных «рабовозов». Их страдания были неописуемы. Неимоверная теснота (двести человек в отсеке!). Смердящий хлоркой спёртый воздух загоняемый из потолочных отверстий ржавыми вентиляторами. Тьма, скудно разбавленная светом красных, забранных железной сеткой ламп. Алия, быть может, и выжила только потому, что всю страшную дорогу провела в полном оцепенении, не реагируя ни на что. Ей виделись лишь слезящиеся глазенки малыша, которого вырывали из ее рук матросы, и стеклянные, глядящие в потолок глаза мужа, вытянувшегося у порога.
На третьи сутки соседка слева захрипела, забилась в судорогах и умерла. Алия провела несколько часов бок о бок с покойницей. При раздаче утреннего пайка вахтенный матрос приказал «вытащить дерьмо». Как всегда возникла давка: желающих вынести вонючие вёдра с нечистотами и несколько трупов оказалось более чем достаточно. Ведь это давало шанс хотя бы на пару минут выйти и глотнуть чистого воздуха. Мёртвую женщину выволокли за ноги, стало чуть свободнее, Алия уснула.
Когда баржа прибыла к месту назначения и невольников выгнали наружу, теряли сознание без чувств от головокружения и боли в глазах. Солдаты береговой охраны поднимали их уколами штыков и пинками и гнали в широко распахнутые ворота карантинного лагеря «Счастливый».
Ей удалось выжить и в лагере, где она стала одной из четырех тысяч «дзэ-зеленых».
Из психического онемения Алию вывела резкая боль в правой стороне шеи, когда ее клеймили. Она огляделась и только сейчас с трудом сообразила, что произошло. Всю ночь молча плакала. Жить было незачем, но и расстаться с жизнью не получилось. А вот бывшая студентка столичного техникума не выдержала: бросилась на колючую проволоку с током высокого напряжения после того, как морпехи два дня подряд насиловали её у всех на глазах прямо в общем «загоне». Алию не трогали.
