Своей испуганной спиной я уже видел жирную милицейскую руку, выхватывающую из кобуры табельное оружие – безотказный «макаров». Восемь пуль девятого калибра одна за другой уже неслись нам вслед, уже впивались смертельными шмелями в мое белое тело, уже буравили мои легкие, сердце и печень. Триста пятьдесят метров – ненужная информация, застрявшая в мозгу со времен военной кафедры, неожиданно выскочила и оказалась жизненно важной: триста пятьдесят метров – убойная сила пистолета «макаров».
Разумеется, мент стрелять не стал. Но наверняка передал ориентировку вперед по трассе. Зина, умная девочка, тут же ушла в правый ряд и резко свернула в первую попавшуюся арку. Мы снова запетляли по подворотням, распугивая голубей и туманных старух, помчались мимо мусорных баков, детских песочниц, уродливых гаражей, мимо хворых тополей с серой листвой, мимо фонарных столбов и трансформаторных будок. Все это где-то в районе «Аэропорта».
– Уйдем по Волоколамке… – крикнула мне Зина.
Конец фразы я не расслышал, но все равно кивнул головой в знак согласия.
Вырваться из города оказалось проще, чем я ожидал: ни шлагбаумов, ни постов, ни милицейских кордонов со снайперами. Впрочем, людям свойственно преувеличивать собственную значимость – похоже, подмосковную полицию мы просто не интересовали. Мы летели по загородному шоссе (от бешеной гонки название напрочь выскочило из головы, а прочитать указатель я не успел), летели в сторону Истры. Не доезжая водохранилища, съехали на проселок, грунтовую, но добротно спрофилированную дорогу. Зина сбросила скорость; шестьдесят в час показались мне черепашьим шагом.
Проехали березовой рощей, потом по опушке, вдоль желтого поля. Над полем голосили стрижи. Внизу, у петлистой речки показались крыши игрушечной деревни, на пригорок взобралась кокетливая церквушка – красный кирпич с белой глазурью – чистый пряник. Дальше раскрывались поля с прожилками тропинок, за ними темнела полоска синего леса.
На развилке стоял указатель: «п-т Хорошее». Мы свернули.
– Что такое пэтэ? – крикнул я ей в ухо.
– Панс! – ответила Зина. – Думский панс.
Впереди показался бетонный забор с железными воротами и будкой охраны. Пансионат больше напоминал военный объект, чем место для отдыха и игр на свежем воздухе. Не доезжая ворот, мы свернули на тропу. Она тянулась вдоль бетонной ограды. По ту сторону гордо высились корабельные сосны, с нашей – рос чахлый орешник с кривыми осинами. Минут через десять мы остановились перед металлической дверью, выкрашенной зеленой краской. На двери по трафарету было набито: «Вход категорически воспрещен. Объект охраняется собаками».
– Приехали! – Зина заглушила мотор.
Потянуло болотом, где-то интимно урчали лягушки. Я по-крабьи сполз с сиденья. Спину немилосердно ломило, руки затекли, пальцев я просто не чувствовал. Зина ловко соскочила с мотоцикла, держа за руль, подкатила его к двери. Вынула из кармана связку ключей, выбрав длинный, похожий на отмычку, вставила в замочную скважину и повернула. Замок щелкнул, Зина толкнула дверь.
Я открыл рот, хотел спросить, насколько легально наше проникновение на территорию пансионата «Хорошее»: в Америке за подобную самодеятельность можно запросто угодить в тюрьму месяца на два. Зина цыкнула и приложила палец к губам. Я осекся и, извиняясь, кивнул – других вопросов у меня пока не было. Если не считать вопроса о собаках.
Мы очутились на задворках какого-то хозблока – то ли бойлерной, то ли столовой. Прокрались вдоль вонючих мусорных контейнеров, обогнули ряд оранжевых цистерн с лаконичной надписью «Взрывоопасно!». Людей видно не было, собак тоже.
В просвет между деревьев выглянуло идеально выбритое поле для гольфа, круглое озеро с ивой, сосновый бор и стайка альпийских домиков под рыжей черепицей. Пейзаж больше походил на добротный мираж, чем на подмосковную реальность.
– Почему никого нет? – шепотом спросил я. – Где народ?
– В Моське. – Зина сплюнула, вытерла пальцами губы. – Думским лобстерам петля, писюрыгу прикоптили, у них там разгон по полной.
Я понимающе кивнул.
Не углубляясь на территорию пансионата, мы шли задами. Зина катила мотоцикл, я, пригибаясь, следовал за ней. Путаясь в высокой траве, мы снова пробирались вдоль бетонного забора. Теперь с внутренней стороны. За елками показались финские домики. Чистенькие деревянные избушки из светлых бревен прятались в тени соснового бора. Мы дошли до дальнего домика, стоящего на отшибе, остановились. Зина загнала мотоцикл в кусты, поднялась на крыльцо. Я огляделся – до соседнего коттеджа было метров пятьсот, наш домик узорными ставнями и резным петушком на коньке крыши напоминал теремок из декораций к балету Стравинского.
– Эй! – шепотом крикнула мне Зина. – Не маячь там! Иди сюда!
Через темную прихожую я попал в гостиную – смелую смесь русского фольклора с буржуазной претенциозностью. Из отлакированных до леденцового блеска бревенчатых стен торчали хрустальные светильники – бра (слово вдвойне странное, поскольку в американском английском этим сокращением обозначается женский лифчик), на полу краснел персидскими узорами толстый ковер. В углу стоял небольшой холодильник. Два кожаных кресла и диван теснились вокруг овального столика на гнутых ножках. Другой стол, письменный, в паре с унылым конторским креслом, уткнулся в дальний угол. На столе стоял старый «маг».
– А что там? – спросил я, кивнув на дверь из некрашеной березы.
– Парилка, – не поворачиваясь, ответила Зина. – Сауна.
Она сидела перед монитором. Компьютер, грянув победным аккордом, зажег молочным светом экран. Я приоткрыл дверь – там действительно была баня. Потянуло березовым листом, я сделал глубокий вдох.
– Полный космос! – восторженно воскликнула Зина. – Гля, жмур мультяшный!
Я подошел. Зина прокручивала новостной блок «Нью-Йорк таймс». На фото была Кремлевская стена, мавзолей, над мавзолеем висела голограмма. Я там был всего пару часов назад, сейчас, казалось, прошла целая вечность.
– Погоди, – попросил я, Зина уже хотела перескочить куда-то. – Дай почитать.
– Что пишут?
– Пишут… пишут, что на траурной церемонии погибло неустановленное количество людей… – Я наклонился к монитору. – Что власти… э-э… не смогли обеспечить контроль прибытия людей на Красную площадь… спонтанные толпы, направлявшиеся…
– Гопота. – Зина прокрутила страницу. – Все ясно.
– Ничего не ясно. – Я отодвинул ее ладонь и завладел мышью. Вернулся назад к новостям.
– Ну читай, читай… – Снисходительно хмыкнув, она вылезла из-за стола.
