— Так кто же виноват, что уже остыл? — добродушно усмехнулся Иванов. — Не сам ли? Загипнотизировал своим рассказом, что твоя кобра.
Семушкин, первым выпив чай, закрыл поддувало печурки, зевнул...
— Интересно знать: эти самые кобры спят аль нет?
— Разумеется, спят! — убежденно воскликнул Лева,
— Тогда и нам пора на боковую. А то снова в кабины могут усадить...
Они разделись и загасили свет. Взбивая подушку, Иванов пробурчал:
— Ты бы, комсорг, почаще такие байки комсомольцам рассказывал. Успех бы имел.
Горелов подумал, что Иванов попал в самую точку. Дважды Алеша побывал на беседах Горышина с комсомольцами и дважды уносил тягостное чувство. Были эти беседы нудными, вялыми, а теперь этот же самый человек раскрылся перед ним совсем с другой стороны.
— Поспим, что ли! — сказал Иванов.
Слова его прозвучали как приказание, и воцарилась тишина. Алексей закрыл глаза и попытался уснуть. Его товарищи по дежурству быстро смолкли, и комната наполнилась ровным дыханием. А ему не спалось. Он вспоминал Верхневолжск, домик на Огородной с голубыми наличниками, мать. Тревожась, подумал: «Почему от нее так давно нет писем? Может, приболела?» Потом мысли его вернулись к Соболевке, аэродрому и к тем, кто лежал сейчас рядом на соседних койках. Как-то быстро промелькнули эти месяцы, и он, сам в то не веря, стал уже немножко другим. В нем появилось больше сдержанности, уверенности в своих силах. «Все-таки это здорово — водить в небе такую сложную машину! — признался он себе. — И ребята здесь все такие хорошие — и летчики и техники. Никто ни разу не обидел. Если пошутят, то незлобно. Если увидят, что споткнулся, — помогут встать».
И ему захотелось, чтобы у них всегда все было хорошо. Вот лежит рядом старший лейтенант Иванов. Спит или только затаился, думает о жене. Рак, конечно, дело дрянное. Люди изобрели атомную энергию и космические корабли, а болезнь эта как раньше косила их, так и сейчас косит. Но надо как-то утешить старшего лейтенанта. Глядишь, и повеселел бы, и жену свою приободрил. Верить бы в выздоровление ее заставил... «Да ты совсем как горьковский странник Лука, — оборвал самого себя Горелов, но тотчас же самому себе и возразил. — А может, лучше, если от утешения человеку легче?! Вот и Семушкин мрачным ходит. Видно, носит в себе какую-то боль, ни с кем не делясь. Или Лева Горышин. Неплохой парень и летчик стоящий. А с комсомольской работой у него не ладится...»
Ветер проносил над крышей дежурного домика все новые и новые облака, бил в стекла дождем. Незаметно Горелов уснул. Стало совсем тихо в дежурке, только часы громко стучали на столе да Иванов несколько раз бормотнул что-то во сне.
Было без четверти шесть, когда телефон забился длинным звонком. Иванов вскочил босыми ногами на пол, снял трубку.
— Слушаюсь. Занимаем готовность номер один.
— Мы пойдем. Ладно? — попросил Горышин, приподнявшись на кровати.
Старший лейтенант кивнул головой, в трубку сказал:
— Сейчас в шесть тридцать готовность номер один займет пара лейтенанта Горышина... — повесив трубку, добавил: — Собирайтесь, хлопцы, а я еще доберу немного.
Алеша пошел за техниками. С их помощью он и Горышин надели высотные костюмы и покинули помещение. Утренний ветерок обдал их свежестью. В нем неуловимо присутствовала влага тех самых облаков, что пришли на Соболевку с моря. На больших телах истребителей оседала сырость.
На этом дежурстве самолеты Горелова и Горышина обслуживали братья-близнецы техники Колпаковы, Олег и Виктор. Они были известны на весь военный округ — ни о ком так много не писала армейская печать. Отличники, кандидаты в военную академию... Горелов к ним приглядывался с любопытством. Действительно, если бы не шрам над левой бровью у Олега, их не различить.
Когда Горелов и его командир подошли к самолетам, там было все уже готово. Колпаковы играли в шахматы на недавно снятых сырых чехлах. Лева и Алеша не спешили садиться в кабины истребителей, с удовольствием любовались наступавшим утром и небом, которое заголубело в двух или трех местах. Но радость их была преждевременной. Буквально через десять минут снова косыми рваными хлопьями поплыли облака и даже не облака, а так, какой-то бесцветный теплый пар. Мелкая изморось вместе с ветром ударила в лица.
— Вот теперь будешь знать, что такое близость моря, — нравоучительно изрек Горышин.
Алеша, окая, сказал:
— Да... у нас на Верхней Волге такая погода — редкость.
— А у нас в Средней Азии так вообще сложных метеоусловий почти не бывает: пески да солнышко. Только над горами такая муть образуется. А от Карши до Кызыл-арвата люди вообще о туманах слабое представление имеют. Стой! — вдруг остановил самого себя Лева. — По какому случаю в штабе такая иллюминация?
Горелов посмотрел в сторону красного кирпичного здания. Действительно, во всех окнах сиял яркий электрический свет.
— Вот это да! — с еще большим удивлением воскликнул наблюдательный Горышин. — Чего это там столько народу сейчас? И кажется, все под ремнями, ни одного в брюках навыпуск не вижу. Смотри, Горелов, целая кавалькада ЗИМов на аэродром въезжает — раз, два, три, четыре, пять... Ох, не люблю я, когда столько начальства! Давай-ка досрочно по кабинам.
Они уже забрались по стремянкам в свои машины, когда дверь дежурного домика распахнулась и на пороге появился Иванов.
— Эй, ребята! В гарнизоне тревога!
Алеша с помощью Олега Колпакова надел парашют, подключил к радиостанции соединительный провод. Сделал он это вовремя, потому что не куда-нибудь, а прямо к дежурному домику взяла курс кавалькада автомашин. Впереди мчалась кремовая «Волга» Ефимкова — как лидер, указывающий путь всему каравану в сложном лабиринте аэродромных дорог. Горелов с любопытством наблюдал за приближающимися машинами. Они очень аккуратно съехались возле дежурного домика. Из «Волги» вышел туго перепоясанный ремнями и от этого еще более нескладный и грузный комдив, неторопливо, с достоинством приблизился к первому ЗИМу и отворил дверцу. Показался высокий военный в брюках навыпуск и сером плащ-пальто. Алеша рассмотрел на погоне большую маршальскую звезду. Он узнал военного по многочисленным портретам. Это был один из заместителей министра обороны.
«Вот это да! — подумал Алеша. — Ну, начнется сейчас кутерьма».
Едва только маршал вышел, как дружно захлопали дверцы всех других ЗИМов. Из машин выходили генералы в форме самых различных родов войск: два авиатора, два артиллериста, остальные были в общевойсковой форме — в большинстве с красными лампасами. Твердой, негнущейся походкой маршал направился к дежурному домику. Он еще легко носил тело в свои шестьдесят с лишним лет. Выбежавшего навстречу с рапортом старшего лейтенанта Иванова маршал прервал на полуслове коротким «вольно». Войдя в дежурный домик, досадливо передернул плечами.
