«Получается, — глядя на строчки перечня входящих в состав лекарства веществ, подумал Баг, — что все дело в процессе изготовления да в этой самой междусобойной „рыжинке“. Положительно, в отделе жизнеусилительных средств Лекарственного дома Брылястова засел какой-то поэтически настроенный преждерожденный. Сплошные лисы – если рыжинка, то лисья, если чары – тоже лисьи».
Однако надо было отдать должное поэту от лекарственных снадобий: он хорошо ориентировался в традициях и знал, как назвать лекарство. В легендах и рассказах жителей Цветущей Средины лиса издревле занимала особое, многозначительное место, и вера в ее огромные волшебные способности была распространена до чрезвычайности. Вечно молодая, не старящаяся, не тратящая времени на прическу и белила с румянами дева, она приходила по ночам к обладающему стойкой добродетелью юноше и делила с ним ложе; непревзойденная в искусстве тайных покоев, дева-лиса умела доставить юноше неземное наслаждение, могла всеми своими немалыми волшебными силами способствовать продвижению по службе своего любимого, не говоря уже о безбедном, сказочном существовании. Лиса даже рожала своему избраннику долгожданных детей…
Баг, не донеся сигару до пепельницы, замер.
Детей…
Новая мысль, крутанув хвостиком, помчалась было юркой мышкой, но трезвый Баг уже крепко вцепился в нее.
Застучал лихорадочно ящиками стола.
Коробка с дисками многотомного сочинения Пузатого А-цзы «О лисьем естестве» нашлась в правом нижнем.
«Ведь мне Адриан рассказывал их родовую легенду – о лисе, которая вывела род Ци в люди… Так… — думал Баг, торопливо закладывая справочный диск в дисковод, — если это было пять веков назад, значит, у А-цзы точно должно быть… Может, что-то есть и про „рыжинку“?»
Он ввел запрос.
«Керулен» почти неслышно пошуршал диском и выдал ответ: да, есть персонаж по имени Ци Мо-ба. Содержание рассказанного Адрианом Ци родового предания совпадало полностью; у Пузатого А-цзы предание содержало множество красочных деталей и занимательных подробностей.
Про «рыжинку» не было ничего.
Баг отодвинулся от «Керулена» и укоризненно посмотрел на открытый ящичек с сигарами.
Сигары оказались воистину достойными и хорошо помогали мыслительным процессам. Баг взял еще одну и заварил свежего чаю.
Лисы рожают детей.
Детей…
А что, если…
А что, если этот эпизод из истории рода Ци и смерть трехдневной Кати как-то, упаси Будда, связаны?!
Сигара чуть не выпала из пальцев потрясенного этой мыслью Бага.
А ведь если это так, то, может быть, и их со Стасей будущим детям угрожает какая-то опасность?
Лисы и дети.
«Лисьи чары» и дети.
Баг снова придвинулся к «Керулену» и ожесточенно зашуршал клавишами. Поисковая машина выдала отрицательный результат: в открытых базах данных связь между «Лисьими чарами» и учетом деторождении не прослеживалась.
«Значит, так, — Баг сделал пару глотков чаю, не замечая вкуса, а вкус был хороший, приятный был вкус. — Срочно нужно побеседовать с Адрианом… Расспросить его о том, как у рода Ци вообще с деторождением обстоят дела, нет ли чего подозрительного… Нет. Как его сейчас расспросишь! Совершенно неуместно… Стоп. Ведь есть же еще этот, как его? Боец любовного фронта. Надорвавшийся в сладких сражениях. Как же его? А! Мандриан. Он тоже Ци!»
Ну-ка…
Старший Ци оказался человеком по меньшей мере небезызвестным.
Будучи состоятелен от рождения – роду Ци вот уж два с половиной века принадлежали изрядные площади благодатных земель на полуострове Ямал, и теперь, сдавая их в долгую аренду газоразработчикам, Ци получали немалый и надежный доход, — Мандриан мог позволить себе заниматься тем, к чему лежала душа, не особенно заботясь о пропитании насущном и не думая о завтрашнем дне. Чем Мандриан Ци, в отличие от младшего брата, всю жизнь и занимался. С одной стороны, как следовало из неумеренно откровенных речей хмельного Адриана, Мандриан усердствовал по женской части, а с другой – и об этом не раз писали электронные версии газет – он долгие годы бессменно возглавлял общество в защиту многомужества. Даже тяжко занедужив, он остался его почетным председателем.
Ни в одном из уголовных уложений Ордуси нельзя было найти ни единой статьи ни против многоженства, ни против многомужества. Люди сами решали эти тонкие проблемы, исходя из велений своей веры и своей совести. Но если многоженство было довольно распространено, то случаи многомужества можно было перечесть буквально по пальцам и относились к ним ордусяне в большинстве своем как к забавным курьезам. В чем тут было дело – оставалось лишь гадать, но Мандриан Ци в свое время сделал целью жизни борьбу с этим предрассудком – и, хоть не слишком-то преуспел, известность снискал.
Баг раздраженно стряхнул пепел.
Значит, надо явиться к этому Мандриану, тряхнуть у него перед носом пайцзой, задать пару вопросов и…
Нет, нельзя.
Частное же, гм, расследование.
Баг затянулся в раздумье.
Самым логичным было бы прикинуться журналистом, пришедшим взять у Мандриана интервью. Тут-то разговорить Мандриана труда бы не составило.
Но – как-то… Неудобно. Как-то это… Гм.
К концу сигары Баг решил, что – ничего. Сами журналисты кем только порою не прикидываются, чтобы добраться до интересующего их человека.
Баг протянул было руку к телефону, и тут тихо свистнул сигнал внутреннего переговорного устройства и голос шилана[40] Алимагомедова произнес:
— Еч Баг. Ты на месте?
— Да, прер еч, — ответил Баг и зачем-то добавил: – Работаю… — Он немного смутился. Работает, ага, как же…
— Зайди ко мне, — сказал Алимагомедов.
Соловки,
12-й день девятого месяца, вторница,
первая половина дня
Впервые за время пребывания на светлом острове Богдан не поспел к исповеди и литургию отстоял с трудом великим.
Все было, как всегда: и сладкий, небесный запах ладана, и умилительное мерцание десятков свечей в беспредельном сумраке громадного сводчатого зала, и приглушенное, осторожное покашливание старцев, время от времени раздававшееся то тут, то там, и возносящее душу над грешной землею пение на хорах – то льющееся исподволь, ласкательно, ангельски, а то величаво и порой даже гневно низвергающееся словно бы с Божиих высот.
Но вот только ноги бессильно дрожали да кружилась голова.
И мысли – не собрать, не очистить, не отбросить…
«Что это было? — мучительно размышлял Богдан. — И зачем?»
Сонное наущение?
